Сильвен Райнер: Эвита. Подлинная жизнь Эвы Перон

Хуана Дуарте не беспокоило общественное мнение. Он всегда спасался бегством от неприятных новостей и слухов. Он отправлялся в пульперию, чтобы найти убежище в своей мечте. Новая жена не беспокоилась из-за его пьянства. Хуана всей душой отдалась радости командовать в новой роли хозяйки дома. Она управляла фермой с величавостью конкистадора, а когда муж слишком поздно возвращался домой, ни единым словом не попрекала его. Хуана встречала его с улыбкой и вновь обретала скромные манеры служанки, но происходило это за закрытыми дверьми, подальше от посторонних взглядов. Она накрывала стол чистой скатертью и подавала ужин: жареную требуху и вдоволь мате — парагвайского чая в тыквенной бутылке, снабженной серебряной трубкой для вдыхания аромата.

Окутанный пеленой алкогольного тумана, Хуан продолжал считать себя единственным хозяином фермы Чивилькой. Хуане он полностью доверял. Теперь она с гордостью украшала шиньон длинной шпилькой из цветного стекла. Хуан уверял себя, что по-прежнему остается хозяином, только избавлен от неприятных обязанностей. Не прикасаясь ни к еде, ни к чайному настою, он кротко засыпал прямо за столом.

Хуан пил, чтобы преодолеть монотонность жизни, а также изнуряющее присутствие тысяч голов скота. С некоторых пор к этой скуке и оцепенению присоединилось едкое шипение молвы, поддерживаемое на сотню верст в округе его бывшей женой. Она не пожелала покинуть эти края, будто побитая собака, не понимающая, что должна бежать прочь.

Так, переходя от дремоты к дремоте, опустошая стакан за стаканом, в один прекрасный день Хуан Дуарте без чувств рухнул на стойку пульперии. Его поспешно отвезли на ферму и бросили на кровать. На этот раз он не проснулся от надсадного мычания быков и коров.

Фермер Дуарте слишком долго не обращал внимания на свои владения и слишком погряз в долгах, поэтому его смерть не означала ничего другого, кроме большого переезда. Кредиторы налетели на ферму Дуарте в самый день похорон ее владельца. Горе семьи не смягчило корысти заимодавцев, а поспешный вынос мебели не смог тронуть сердца. Примчалась и изгнанная законная супруга, заливаясь слезами больше всех остальных. Хуана с трудом пережила вторжение, ошеломленно наблюдая за бывшей супругой, которая сдувала пылинки с покойника, чтобы изгнать из жилища дух разврата. Наконец она отыскала самый красивый платок и повязала Дуарте на шею, как делала это, когда он убегал сломя голову, торопясь напиться. Затем, окинув взором эстансию, заметила детей служанки, принаряженных бастардов. Ужас охватил ее при мысли, что Хуан Дуарте войдет в вечность, волоча за собой маленьких свидетелей греха.

Жители деревни толклись в доме, болтая и угощаясь, забегая на минутку помолиться в комнату, где лежал усопший, поспешно возвращаясь к пирушке и разговорам, которые велись шепотом, чтобы не нарушить эту атмосферу непринужденного общения с покойником. Законная супруга, воспользовавшись суматохой, приманила сладостями ненавистных детей и заперла их, одного за другим, в погребе. Новую хозяйку попросили следовать за кортежем вместе со слугами.

Земля и щебень посыпались на гроб Хуана Дуарте. Законная супруга закуталась в черную шаль и исчезла, торжественно скрестив длинные пальцы на своем бесплодном животе. Что касается бывшей служанки, то она поспешила освободить своих пятерых незаконнорожденных детей, запертых в погребе эстансии.

Быки уходили длинными вереницами в сопровождении конных погонщиков, чтобы раствориться в безбрежных просторах прерий. Судебный исполнитель опечатывал замки. Ребятишки с перепачканными сладостями мордашками недоуменно хлопали глазами, пугаясь отзвуков своих голосов в пустынном доме.

Бывшая служанка, ставшая вдовой с пятью детьми на руках и без гроша за душой, извлекла из этой драмы лишь одну навязчивую идею: не оказаться снова в услужении.

Муниципалитет Лос-Тольдоса предложил ей на некоторое время помощь, но эта поддержка переводила молодую женщину в низший класс общества. Хуана решила во что бы то ни стало вырваться из мира слуг, ведь они составляли целый легион в мире джунглей, где имелось лишь два слоя общества: собственники и все остальные.

Хуана осела в Хунине — городе, расположенном ближе всего к месту ее прежнего величия. Там она не теряла зря времени. Хуан Дуарте принадлежал к партии радикалов, и один из его друзей по партии не замедлил угодить в западню, привлеченный жеманными улыбками сеньоры. Он похлопотал и добился освобождения небольшого помещения на бойкой улочке, которое из игорного дома вскоре превратилось в уютный семейный пансион. Улица оказалась довольно убогой, но из кухни вдовы по округе разносились соблазнительные ароматы.