Сергей Белов - ДВИЖЕНИЕ ВВЕРХ

Выжившим — матери с теткой, брату Саше и домработнице Маше Гребневой — пришлось хлебнуть горя. Как и другие ленинградцы, они страдали от голода, лютых холодов, бомбежек и артобстрелов, от неопределенности своего будущего. Они бумажными полосками крест- накрест заклеивали оконные стекла и заполняли одеялами пространство между рамами — одновременно защищаясь от осколков и от холодов.

Мой брат Александр родился за 4 года до войны. Период между 4 и 5 годами, когда ребенок уже многое понимает и эти впечатления способны серьезно повлиять на формирующийся характер человека, он провел в блокадном Ленинграде. Думаю, ужасы блокадной зимы повлияли на будущее брата. Он хорошо запомнил страшный грохот разрывов бомб и снарядов, от которых малыш в ужасе пытался спрятаться под кровать. Довольно долго в эвакуации и даже после войны он прятал еду «про запас». Он навсегда остался несколько меланхоличным и погруженным в себя. На его лице редко можно увидеть улыбку. Такую цену заплатили дети блокадного поколения за чьи-то непомерные политические амбиции и неспособность урегулировать конфликты за столом дипломатических переговоров.

Я преклоняюсь перед подвигом моего народа в Великой Отечественной войне, со дня победы в которой прошло уже 65 лет. Эта война была страшным испытанием и потребовала колоссальной мобилизации всего материального и духовного потенциала нашей страны, нанесла этому потенциалу ни с чем не сравнимый урон. Моя семья знает это не понаслышке.

Война стала трагедией и многих других народов, включая немецкий. Такое никогда не должно повториться, и как спортсмен я всегда выступал за то, чтобы страны выясняли, кто из них сильнее и лучше, исключительно на спортивных аренах и исключительно в честной борьбе.

Можно только предполагать, что испытывал отец, оказавшись оторванным от семьи, запертой в страшной ледяной цитадели, а сам пребывая в относительных безопасности и благополучии. Он написал матери десятки писем, призывая ее при первой же возможности эвакуироваться из города. Долгое время это было затруднительно, к тому же мать не была до конца уверена, что это нужно делать. Наконец, она договорилась об отправке семьи в Сибирь.

Мать со старшим братом и домработницей эвакуировались из блокадного Ленинграда зимой 1942-го по знаменитой Дороге жизни — автомагистрали, проложенной прямо по льду Ладожского озера, по которой под обстрелами и бомбежками на грузовиках из осажденного города вывозили его жителей. Дорога в Томск по железной дороге заняла около месяца. Постоянные пересадки, добыча по случаю кипятка и продуктов по карточкам, длительные остановки — навстречу из Сибири на фронт шел нескончаемый поток грузов для нужд воюющей армии, тысяч и тысяч мобилизованных бойцов, которым предстояло внести перелом в страшную войну...

Наконец, семья оказалась в Томске. Однако это был еще не конечный пункт назначения. Отца к тому времени направили работать директором предприятия «Химлесхоз», добывающего в областных лесах ценное сырье — живицу, смолу и деготь. Так что от Томска еще около 50 км пришлось добираться на телеге до маленького поселка Леспромхоз, стоящего прямо на берегу Оби. В 1946-м жители поселка переименовали его в «Победу».

Отцу выделили для проживания семьи небольшой деревенский дом. Целыми днями он был занят на работе, и мать взяла заботу о быте на свои плечи. В этих непростых условиях ей помог ее активный деятельный характер. Первым и решительным ее поступком стала немедленная продажа привезенных из Ленинграда нехитрых украшений и вообще всего лишнего скарба с последующей покупкой на вырученные деньги коровы. Этой корове суждено было стать нашей кормилицей на годы. Продали ее только после переезда в райцентр Мельниково, когда уровень жизни стал достаточно стабильным.

Я хорошо помню свои первые жизненные впечатления: мама доит корову, а я стою рядом с краюхой хлеба и поллитровой кружкой наготове. Это ожидание стало ежедневным ритуалом. Хлеб и молоко, здоровая деревенская еда легли в основу моей будущей физической закалки. В ту же пору они просто дали всей семье возможность выжить.

Впрочем, значение эвакуации в моей судьбе, возможно, еще более значимо. Не исключено, что не будь ее, мне вообще не суждено было бы родиться. Пережитые ужасы блокады и стрессы на пути в Сибирь вызвали сильнейший сбой в организме матери, и возможность зачать меня появилась лишь спустя много месяцев после воссоединения семьи. Если бы мать осталась в Ленинграде, потрясения и лишения войны были бы столь сильны, что могли уже не позволить родителям иметь детей, даже если бы блокада и фронт оставили их в живых.