Дмитрий Горчев - Поиск Предназначения (сборник)

Ну и в район частных домов, где компактно проживали чечено-ингуши, заходить не следовало. Ну не следовало, и всё тут. Отпиздят – это ладно. Но они как-то удивительно талантливо умели унизить.

C тех пор прошло много лет, и вдруг оказалось, что всё то, на что я когда-то не обращал внимания, оно имеет огромное значение. А я-то! У меня в любимых женщинах ходили татарки и узбечки. Я как не умел различать людей, так и не умею. То есть различать-то умею, но по другим признакам. При том, что я в отличие от многих патриотов знаю, какая огромная разница существует между туркменами и таджиками.

Да что там, страшно сказать – я очень люблю евреев, если они, конечно, не утверждают, что при советском союзе евреям запрещали играть в шахматы и заниматься физикой (был такой случай, я тогда наговорил очень много всякого антисемитического, но это было уже в Петербурге).

Да, а вывод. Вывод кошмарно банальный: если человек не верит в Господа нашего Иисуса Христа – это ещё не повод бить его в рыло. Если оскорбляет – тогда повод.

Хороший кинофильм доживём до понедельника. Не потому хороший, что счастье это когда тебя понимают, это дохуя умная мысль, а потому что очень правдивый.

Я разбираюсь – я в этих школах сначала учился, а потом ещё четыре года работал учителем. Какое же омерзительное это учреждение. И учеником быть хуёво, а уж учителем – это вообще пиздец.

Педсоветы, на которых завуч в босоножках поверх шерстяных носков докладывает: «Товарищи учителя! Вы разве не замечаете, что наша Школа превращается, извините меня за это слово, в БОРДЕЛЬ! Наши ученицы КРАСЯТСЯ! Они носят СЕРЬГИ! Дмитрий Анатольевич, я не вижу в этом ничего смешного! Когда половина вашего класса, извините за такое выражение, ЗАБЕРЕМЕНЕЕТ, я посмотрю, как вы поулыбаетесь! Это же подсудное дело!»

Я иногда просыпался утром и понимал, что не могу больше это видеть, и тогда вместо школы шёл в поликлинику и мазал там нос канцелярским клеем, чтобы мне дали бюллетень по ОРЗ, и был тогда счастливый. Я вообще был очень хуёвым учителем.

Когда я уволился, забрал трудовую книжку и уходил в последний раз из школы № 18, это был какой-то фантастически солнечный день, и кругом пели птицы. Я обернулся и в последний в жизни раз посмотрел на страшное серое здание, и всё, и всё, и больше никогда.

Есть наверное где-то чудные школы, и в них возвращаются полысевшие ученики, и радостно сидят за любимыми партами, даже наверняка есть. Но мне не попадались ни разу почему-то.

…Посмотрел я как-то в интернете репортаж со съёмок фильма по роману мастер и маргарита. Не то чтобы это у меня считается какой-то особо святой роман, а так просто – интересно, чего у них в этот раз получится.

И что меня поразило на фотографиях со съёмочной площадки: тётки там на балу у Воланда все в трусах! Ну, эдаких с переливчиком и в пёрышках. «Вот же блядь! – подумал я. – Этим блядь людям поручи снимать кинофильм про грехопадение праотцов наших, так они и Адама с Евой тоже нарядят в трусы!»

И Маргарита, понятное дело, тоже в трусах – актриса, она же приличная женщина, мать, ей неудобно жопой при людях сверкать, тем более что показывать кинофильм планируется ранним вечером, и могут увидеть дети.

О да! Дети! Это и есть самое страшное, что может произойти: они УВИДЯТ! Что станет после этого с этими детьми? Самые неспелые из них начнут морщить небольшие свои лбы, мучительно припоминая: «Где? Где же блядь мы только что вот совсем недавно это всё видели? Что-то такое страшно знакомое! А что? Что это вообще с нами было?» Сделается от этого у детей задумчивость, покроются они сыпью, всё расчешут, а там дальше онанизм, плохая успеваемость в школе, ранние эякуляции, белый билет, ограниченная трудоспособность, шизофрения, дурдом. Ну или другая дорожка: раннее созревание, групповое изнасилование, тюрьма, туберкулёз, сифилис, смерть от ножа пьяной сожительницы. Путей-то много, а конец один.

Помню, классная наша руководительница Любовь Семёновна очень хорошо всё это формулировала: «Вот ты, Горчев, – говорила она, – сегодня сменную обувь не принёс, завтра у товарища деньги украдёшь, а послезавтра мать свою зарежешь!»

Меня тогда навсегда потрясла эта необратимость и неизбежность спуска по лестнице грехопадения, так что да, действительно пусть они будут все в трусах.