Федор Решетников: Из дневника

3 декабря 1865

Очень бы я желал, чтобы мой дневник, или мои заметки, после смерти моей напечатали.

Теперь я очень хорошо понял, что те, которые ратуют за свободу, — или богачи, или такие люди, которые пользуются особенным почетом тех, которые давят человечество. Настоящей свободы человеку нет: человек всегда будет подчиняться другому и будет находиться в зависимости от людей богатых.

Бедному человеку с ничтожным званием нечего и думать о свободе ‹…›.

Из первой части романа я прочитал Некрасову половину и потом получил от него письмо, что ему слушать меня некогда. С этого времени прошло полтора месяца. Раз я прихожу в редакцию. Некрасов говорит:

— Я отдал переписывать первую часть.

— Николай Алексеевич, у меня денег нет, сами знаете.

— Я на свой счет. Приглашать мне вас, — у меня утром и вечером нет времени, а читать ваш почерк я не могу. Пыпин тоже отказывается.

А о том, что я просил его, не похлопочет ли он мне о частных занятиях, он не сказал ни слова.

Сегодня же сказал:

— Вы напрасно ходите в редакцию. Вы тогда узнаете решение своей участи, когда я весь роман до последней строчки прочитаю ‹…›.

Он думал, что я хожу к нему просить денег. Когда я ему сказал, что я бы с августа месяца мог прочитать весь роман и переписать его, он сказал, что ему слушать меня некогда, а ему нужно читать писарский почерк. ‹…› В «Русском слове» то же. Там напоминают о романе, который я в мае обещал им отдать, и обижаются, что я отдал его в «Современник». Пока не печатают другие статьи тоже. В «Искре» цензор исчеркал «Путевые письма», и ничего не вышло.

Не знаю, что и делать.

А тут жена 7 ноября родила девочку и до сих пор лежит не вставая в клинике. Положение ее мучительное, и доктора своим искусством производят над ней пытку… Девочка Маша находится в воспитательном, потому что она испортила груди жены, и от молока стала худа.

Положение мое очень ужасное. Еще кое-как поддерживаюсь «Искрой», где Курочкин должен мне около 30 руб. серебром.

7 января 1866

В «Искре» очень мало денег, и мне уже совестно просить Курочкина. Он дает, но совестно просить. Положим, я получал по 10 и 5 руб. в воскресенье, но все эти деньги шли на расплату долгов. ‹…› Дмитриев, редактор «Будильника», когда я послал ему небольшую статейку, написал мне сахарное письмо, что он очень будет рад, если я буду участвовать в «Будильнике», и просил написать статью для юмористического сборника, или принести статью, не пропущенную цензурой. Я написал и принес «Путевые письма», но он сказал, что «Путевые письма» имеют местный характер. ‹…› Странно не печатать статьи, имеющей местный характер. ‹…› В этих двух редакциях участвуют те же сотрудники, но странно: в каждой редакции толкуют против другой редакции. Здесь ненавистные литераторы осмеиваются как только можно.

Перед рождеством я получил милостыню. ‹…› В письме, написанном чиновничьим тоном, — тоном канцелярии директора, — не было написано, для чего оно мне послано. Однако, догадываясь, что я могу явиться к Некрасову, — пошел.

Некрасов мне сказал:

— Вы напрасно обижаетесь. Вы не поняли моих слов. Я вам сказал, что я не могу теперь скоро прочитать вашего романа, потому что дела мои в таком положении, что времени нет, особенно с этими предостережениями. Ваш роман так велик, что я не могу его сразу прочитать, а прочитавши первую часть, я не могу печатать, потому что не знаю, каково будет продолжение… Я говорил вам, что я раньше декабря не могу дать вам большого количества денег.

Теперь я могу дать, а когда я прочитаю весь роман, тогда дам еще больше.

— Мне не хотелось бы брать денег вперед.

— Это ничего. Я могу вам дать сто рублей. Если в случае чего-нибудь, вы напишете другую статью.

Что я против этого должен был сказать, когда у меня в кармане не было ни копейки денег? ‹…› А он еще поддразнивает меня:

— Вы бы искали службы.

На сто рублей, полученных от Некрасова, выкупил мебель… перешел на другую квартиру — две чистых и одна темная комната.

11 марта 1866

Январь и февраль я провел спокойно, потому что в 11–12 N «Современника» за прошлый год напечатали «Похождения бедного провинциала в столице», а в 1 и 2 «N, N за 1866 г. — первую часть романа «Горнорабочие».

Но первая часть много потерпела сокращений в редакции: Некрасов говорил, что написано резко…

Теперь я думаю, что, живя в Петербурге, на литературу нечего рассчитывать. В редакции «Современника» смотрят на меня с пренебрежением, как на недоучку, человека неразвитого, которого можно запугать, обойти так — что ты человек нам не парный. ‹…› Некрасов в отношении ко мне сделался все равно, что директор департамента к помощнику столоначальника.