Эйми Уоллес - Ученица мага. Моя жизнь с Карлосом Кастанедой

Мое семейство, хотя и было одарено множеством талантов, было также не вполне приспособлено к жизни. Когда напряжение в доме стало не выносимым, каждый разработал свою стратегию выживания.

Моя мать страдала от постоянных нервных срывов, последовавших за прервавшейся карьерой фотожурналистки Голливуда, вызванной необходимостью воспитывать двух детей. Брак моих родителей, который начинался как истинно счастливый союз влюбленных и равных, терпел крах из-за страха замкнутых пространств моей матери и частых отлучек папы, его рабочих командировок.

Моя мать чувствовала себя несчастной, брошенной и одинокой.

В соответствии с их ценностями (и таких семей было немало в их поколении) развод даже не обсуждался. Любовные интрижки на стороне, настоящая брань и оскорбления стали частью их жизни. Моему отцу были прописаны сильные амфетамины для контроля над весом, он напивался в одиночестве под утро, чтобы снизить эффект стимуляторов.

Вся семья знала, хотя мы никогда не говорили об этом, что он имел серьезную любовную интригу с одной журналисткой и еще несколько коротких романов. Все же однажды он объявил мне в присутствии матери, что, если бы она когда-либо обманула его, он немедленно разорвал бы брак. Я обожала отца и боялась, что развод оставит меня на попечении матери.

Мой брат Дэвид, на восемь лет старше меня, убежал в свой собственный мир логики и чисел. К семи годам он изобрел статистические игры, и это закончилось пожизненным романом с информационными системами. Наряду со страстью к спортивным состязаниям это привело его к тому, что он стал известным историком Олимпийских игр.

И девочкой, и подростком я боготворила его. Только мой восьмилетний брак и возраст— мне было уже больше двадцати лет — позволил образоваться некоторой дистанции между нами. До тех пор мой брат представлял собой идеал человека, способного порвать связь с семейным домом. После того как я провела свою юность в школе-интернате в Новой Англии, я переехала в Беркли и жила вместе с Дэвидом.

Автору два года, с братом.

Его способность, подобно Гудини, «выпутываться» из семейных цепей казалась мне волшебной.

Когда мы возвратились в дом наших родителей, чтобы писать книги, это было временным явлением.

Даже в этом случае напряженность порой была просто невыносима. И, напротив, в последние годы мое семейство часто переживало счастливые, интересные времена, когда мы совместно трудились над составлением « Книги списков », колонки для « Сигнифика », и в период хождения по передвижным книжным магазинам в Лос-Анджелесе. Вся семья вместе с удовольствием наблюдала развитие Уотергейтского скандала, что сближало нас.

Будучи ребенком, я ощущала нарастающую отчужденность моих родителей, и уходила в мир волшебных сказок, жадно читая, сочиняя стихи и короткие рассказы. Самые любимые воспоминания о моей матери — это когда она брала меня в библиотеку и помогала выбирать на стеллажах волшебные мифы и басни. Эта страсть привела меня к карьере романиста и биографа.

Когда семейный прессинг становился невыносимым, отец просто вставал и выходил из-за обеденного стола или из телевизионной комнаты в свой кабинет, что6ы писать. Или, что было гораздо хуже, уезжал из страны на длительные периоды, работая как иностранный корреспондент, позже проводя время в биографических исследованиях для своих романов.

Обо всем, что ее окружало, мать отзывалась с мрачным сарказмом. Нас веселили ее остроумные замечания в стиле Дороти Паркер и пугало, если ока становилась все более и более язвительной.

Семья Уоллес, 1966 год.

В начале шестидесятых наши портреты, как представителей образцового семейства, печатали в « Лайф ». В шесть я улыбалась для камеры, сжимая нашего кота. Десятилетия спустя журнал « Пипл » увековечил изображение, на котором мой отец, брат и я были запечатлены во время написания серии « Книги списков », которые долгое время возглавляли рейтинг бестселлеров « Нью-Йорк таймс ».

Неоднократно поклонники говорили мне: «Я не могу пережить один-единственный обед с моими родителями! Как же вы делаете это? Какие вы все-таки молодцы!»

Внутри своего клана мы никогда не говорили с наших проблемах, вместо этого мы прятали их куда подальше. Несмотря на семейные сцены, чрезмерное употребление стимуляторов и ссоры, мы сосуществовали бок о бок, проявляя любовь и уважение шутя и напряженно работая.