Эйми Уоллес - Ученица мага. Моя жизнь с Карлосом Кастанедой

В группе было еще несколько учеников, которых как и Клод постоянно поощряли за детское поведение, поддерживали их игру в «детство». Например, Карлос дал Патси прозвище «малышка Гербер». Когда Клод устала от игрушек, она выбросила их прочь, и люди стали для нее игрушками: она сменила Буду на новую подругу Сьюзен, назвав ее Фифи. Эти две девушки обращались с людьми как с куклами. Как-то раз они нарядили одного мужчину из группы в колготки и балетную пачку. Карлос со смехом рассказывал нам, что, пока его одевали, у него за кулисами началась эрекция и семяизвержение.

Флоринда любила вспоминать о своем прекрасном детстве в Каракасе: «У меня была игрушечная ферма, Эллис, и я любила играть, заставляя не только коров и свиней спариваться, но и всех кукол. Я ими владела и управляла, и мне нравилось это! Это было моей мечтой, моим наслаждением! Я всегда знала, что вырасту и буду управлять собственной фермой с живыми людьми, жизнями которых я буду играть и соединять их точно так же, как кукол на игрушечной ферме!»

В разгар сражений внутри иерархии я была не в состоянии отделить гений Карлоса от его безумия, так как сама ежедневно всеми возможными способами добивалась малейшей благосклонности с его стороны.

Когда я отделила мишуру, мне стал понятен один из его «основных приемов», — он был абсолютно прост и максимально эффективен.

Карлос выбрал двух очень привлекательных женщин: ярких, но послушных и не таких успешных , как Тайша и Флоринда, которые писали и издавали книги, превратившие их в живые мифы после дона Хуана. Одну он назвал «женой нагваля », другую — «магической дочкой». Этими привлекательными посредственностями были Муни и Клод.

Муни понимала, что это западня. Она сказала мне, что Карлос заставлял десятки женщин, а после начала работы семинаров сотни и тысячи женщин, соревноваться с нею и развлекался этим в течение десятилетий. В то же время, я полагаю, он думал, что делает это только для того, чтобы передать свое учение, «замахиваясь мачете» на самомнение своих возлюбленных.

Муни была лишь одной из ведьм, она, конечно, не могла написать книгу и не была доктором медицины, как утверждал Карлос. В действительности она была просто красивой девочкой по имени Кэтлин из обеспеченной семьи врача, который погиб молодым в автокатастрофе. Муни встретила Кастанеду, когда ей было девятнадцать. Вероятно, у них что-то не сложилось, и она поступила на курсы акупунктуры в Санта-Монике — не очень трудный магический подвиг, а затем вышла замуж за однокурсника. Лет десять она жила то с матерью, то с мужем, провела несколько лет в Беркли и, наконец, была повторно призвана Кастанедой. Она не пропадала в другом измерении, в чем клялся нам Карлос. Она жила довольно хорошо в обычной трехмерной Калифорнии.

Я потратила много времени, пытаясь поддержать Муни, классической иждивенки, униженной, потерявшей чувство собственного достоинства, уверяя, что она играла неоценимую роль наперсницы и «менеджера» по отношению ко всем нам. Когда нас скручивал Карлос, или нетерпеливая Флоринда, или отстраненная Тайша, она часто приходила к нам на помощь. Она много раз спасала мою шкуру.

Мне не забыть тот случай, когда мы ехали с Муни на распродажу одежды, и Флоринда позвонила мне на сотовый телефон (мы были единственными в группе, кто обменялся номерами). Она ошарашила меня сообщением, что Карлос в диком гневе назвал меня «завистливой засранкой» из-за новой девочки, которую я к нему привела. Сразу после разговора я заплакала, а Муни сказала: «Это нелепое обвинение, Эллис. Я ничего такого не вижу! Ты ничуть не завидуешь этой новой девочке!

Но что поделаешь? Можешь наслаждаться этим днем, делать покупки, а можешь впасть в отчаяние и жиреть, потому что какой-то мужик, хотя бы даже и Карлос , что-то тебе сказал».

Эти слова произвели на меня глубокое впечатление. В конце концов она призналась, что Карлос был только мужчиной, а у нас с ней был выбор: или наслаждаться компанией друг друга, или разваливаться по частям из-за гнева диктатора. Тем не менее, чувство собственного достоинства у Муни было очень уязвимым. Она упорно твердила, что была «просто свалкой для мусора» и «пустышкой, которую сосет, кто хочет». Мои душеспасительные разговоры, которые я настойчиво продолжала с ней вести, она воспринимала с одинаковым упрямым сопротивлением.