Александр Медведев - По долинам и по взгорьям

Когда осматривал знакомый цех, кто-то сзади обнял меня.

Я обернулся. Передо мной стоял ужасно похудевший, почти совсем седой, с большим шрамом на виске Николай Сивков. Тот, что преподавал нам, рабочим подросткам, первые уроки классовой борьбы, по чьему совету подручные мастеров-сортировщиков провели свою первую забастовку.

— Здравствуй, дядя Николай! — обрадовался я.

— Здравствуй, Саня, дорогой, здравствуй! — взволнованно произнес Сивков.

Мы обнялись.

— Последний раз слышал про тебя, дядя Николай, осенью прошлого года, в желдорбате на 61-м разъезде.

— Правильно… Был я в этом батальоне, — грустно сказал Сивков. — А потом меня, раненного в голову и грудь, увезли в Пермский госпиталь. Раны долго не заживали, залежался я… Ну а после колчаковцы Пермь захватили. Госпиталь эвакуироваться не успел. И вот тут-то началось… Пострашнее, чем на фронте. Лютовали беляки, как взбесившиеся звери. Избивали, истязали народ… И особенно нас, — тех, что в госпитале оказались. Приезжавший из Екатеринбурга начальник контрразведки палач Ермохин каленым штыком прижигал мне незарубцевавшуюся рану на виске. Видишь, какой шрам теперь…

Сивков перевел дух и продолжал неторопливо:

— Отправили меня с группой других пленных в Нижнетуринскую тюрьму, а оттуда повезли в Сибирь. И в страшном сне не может привидеться то, что творилось в нашем эшелоне. Каратели не давали нам ни есть ни пить. Люди сходили с ума от жажды, многие умирали. Мертвых колчаковцы не убирали. Трупы разлагались тут же, в вагонах. Недаром наш поезд назывался «эшелоном смерти»…

На перегоне между Тюменью и Ялуторовском мы, группа наиболее выносливых узников, проломили пол в вагоне и вырвались на волю… Теперь вот я сортировкой заведую, — неожиданно закончил дядя Николай.

Я молча, плотно сжимая губы, выслушал этот жуткий рассказ.

— Ну а тебя каким ветром занесло сюда? — поинтересовался Сивков.

— Приехал на армейский партийный съезд и получил задание вербовать добровольцев в Красную Армию. В политотделе поручили мне выступить вот здесь, на заводе, перед рабочими… Как тут дела? Кто еще из наших работает?

— Николай Михайлович Давыдов директором завода теперь. Богатырев, Сырчиков, Рыбников-старший и некоторые другие мастера — кто по возрасту, кто по ранению — тоже вернулись, в цехах трудятся… Шпынов здесь. Он при белых сначала работал, но, когда стали раскатывать серебро для чехов, разъярился старик и ушел с завода. Приходила к нему домой делегация. Уговаривали вернуться, грозились. Не сдался старик. Самолично выгнал их. Такого на испуг не возьмешь… А сын его, Сергей, — помнишь? — так он коммунист теперь, комиссаром полка на Южном фронте…

К полудню на площади между листопрокаткой и сортировкой собрались около двухсот рабочих. Я взобрался на водовозные дроги и, сильно волнуясь, начал свою речь. Рассказал как умел о политической обстановке в Советской республике. Потом говорил о боевых подвигах малышевцев — бывших рабочих Верх-Исетского завода. А закончил речь так:

— Вы здесь, в тылу, должны трудиться, не щадя сил, а мы, фронтовики, даем слово быстро добить Колчака и выполнить любой приказ Советской власти, чтобы полностью освободить нашу Республику от белогвардейцев и иностранных интервентов.

На другой день я вместе с Алексеем Третьяковым — тоже уполномоченным Реввоенсовета армии — выехал в Камышлов. Там также началось с митинга. Он был очень многолюден и проводился на соборной площади.

Затем на паре добрых коней мы отправились по деревням и селам. Примерно за неделю объехали пять волостей, записывая добровольцев в Красную Армию и тут же помогая восстанавливать на местах Советскую власть. Добровольцев было много, люди, недавно освобожденные от колчаковщины, шли в Красную Армию охотно.

В других районах вербовка прошла также успешно. Только в Екатеринбургской губернии из добровольцев сформировали четыре полка. Все они были направлены на Восточный фронт.

Меня опять вызвал к себе товарищ Лепа и предложил остаться в политотделе армии. Я решительно отказался.

Начпоарм по-отечески урезонивал меня.

— Молодые коммунисты из рабочих, — говорил он, — проварившиеся в котле гражданской войны, очень нужны здесь. Надо быстрее укреплять в освобожденных районах Советскую власть, восстанавливать разрушенные заводы и фабрики.

В конце концов сошлись на том, что меня назначат инспектором политотдела 30-й дивизии. «Ничего, — думал я, — потом как-нибудь и в свой полк вернусь».