С мая по июнь 1815 года император собрал 500 000 человек, союзники — более миллиона. Кроме того, Веллингтон спровоцировал новые беспорядки в Вандее. Это парализовало 25 000 человек, которые могли бы стать ценным подспорьем. Столкновение произошло при Линьи 16 июня, потом на унылой бельгийской равнине Ватерлоо 18 июня 1815 года. Диспозиции Наполеона были великолепны. Еще долго будут обсуждаться ошибки Нея, Груши, а также самого императора, который, победив при Линьи, не стал преследовать пруссаков на заре следующего дня. Упорная оборона Веллингтона отбила героические атаки Старой Гвардии. Вечером после Ватерлоо последняя французская армия отходила к Парижу побежденной. Теперь вся Франция требовала отречения. Наполеон сначала навестил свою падчерицу Гортензию в Мальмезоне, а потом отправился в порт Рошфор и на остров Экс. Он мог бы прорваться через блокаду и уплыть в Соединенные Штаты. Почитатели предлагали ему убежище в Новом Орлеане. Он предпочел сдаться англичанам. Бежать, спрятавшись в трюме, с риском быть там арестованным, он считал недостойным себя. Сдаться же без всяких условий злейшему врагу было жестом в стиле Плутарха. Он знал, что его письмо принцу-регенту станет украшением истории. «Ваше королевское высочество, став мишенью для мятежных группировок, раздирающих на части мою родину, и снискав вражду великих держав Европы, я завершил свою политическую карьеру. Как Фемистокл, я ищу приюта у очага британского народа. Я вверяю себя его законам и прошу покровительства у Вашего королевского высочества как самого могущественного, самого непримиримого и самого великодушного из моих врагов».
Английские министры руководствовались не столько законами гостеприимства, сколько соображениями осторожности. Опыт острова Эльба излечил их от благодушия. Они решили отправить генерала Бонапарта на Святую Елену маленький островок, затерянный в океане «далеко за Африкой». Несколько преданных людей пожелали последовать за ним в изгнание: Монтолон, Бертран, Гурго, Лас Каз, Маршан. Когда на борту «Нортумберленда» спутники Наполеона говорили об «императоре», английский адмирал делал вид, что не понимает: «На судне нет императора». Ни император Австрии, выдавший за Наполеона свою дочь, ни император России, так часто называвший его братом, не могли бы отказать ему в этом титуле, не показавшись смешными. Англичане, никогда не признававшие победоносную Империю, обращались с пленным императором сурово. Деревянные бараки, где разместили Наполеона и его спутников в Лонгвуде, были построены для скота. Тюремщик Хадсон Лоу, человек с лицом висельника, был мелочен и ничтожен. Но дурное обращение послужило осуществлению последнего замысла императора. На острове Святой Елены у этого гениального режиссера оказались в руках все составляющие пятого акта. «Несчастьям тоже присущи героизм и слава. Моей карьере недоставало невзгод. Если бы я умер на троне в облаках собственного всемогущества, для многих мой образ был бы неполон. Нынче, благодаря несчастью, я наг перед судом людей».
Наг? Не совсем, ибо полная объективность по отношению к самому себе человеческой природе не присуща. Наполеон на острове Святой Елены знал, что окружен неутомимыми биографами, готовыми опубликовать любое из его воспоминаний, и, с вполне естественным кокетством, принял перед лицом потомков наиболее привлекательную позу. Он хочет нравиться и в самом деле нравится неожиданной свежестью мысли и чувства и какой-то необъяснимой, вновь обретенной молодостью. В «Мемориале» Лас Каза лейтенант Бонапарт спасает императора Наполеона. В Лонгвуде, листая атласы, он надолго задумался, наткнувшись на карту Корсики. Там все было лучше. Даже запах у земли там был особый. «Одно сознание, что я на Корсике, — говорил он, закрывая глаза, — и ничего другого не было бы нужно». Ее он не нашел нигде больше. Не только корсиканское дитя, но и младший лейтенант в нем не умер. Он был консулом, императором, повелителем мира; он спал с дочерью Цезаря и остался выслужившимся солдатом. На острове Святой Елены эта детская непосредственность помогла ему пережить резкий переход от дворца к ангару. На своей скале он часто думал, что предпочел бы жить в Париже на двенадцать франков в день. Ужинать за тридцать су, бывать в литературных кафе и библиотеках, ходить в партер «Комеди-Франсез». Одного луидора в месяц хватило бы, чтобы оплатить жилье. Он не так уж сильно отличался от Стендаля, и тот это отлично чувствовал.
Читать дальше