Дмитрий Бобров - Записки военнопленного

Распечатав одну из коробок, Бундин достал изданную Ш-88 брошюру славянского просветителя Доброслава «Язычество как духовно-нравственная основа Русского Национал-Социализма». Для дачи комментариев он вызвал в зал одного из свидетелей-стукачей. Показав ему, титульный лист брошюры, украшенный изображением славянского коловрата, он спросил свидетеля:

— Свидетель Ж., это и есть эмблема Ш-88 — свастика?

— Думаю, да, — подумав, ответил стукач.

— Это текст Доброслава? — спросил Бундин

— Да.

— А кто такой Доброслав? — прокурор пытался получить от свидетеля хоть какую-то информацию.

— Он живёт в Сибири, — наконец выдавил из себя информатор спецслужб.

— Вам про него что-нибудь ещё известно?

— Нет, — ответил «свидетель» и Бундин прекратил допрос.

Продолжая шарить в коробке, прокурор достал 32 билета на концерт группы «Коловрат» посмотрел на них и убрал обратно. Видимо даже в прокурорской голове пачка билетов на концерт не совмещалась с доказательством нашей вины в преступлениях направленных против государственной власти и конституционного строя РФ. Следующим он достал издаваемый Ш-88 журнал «Made in St-Petersburg» и вызвал для дачи показаний свидетеля Бойко:

— В связи с осмотром вещественных доказательств прошу дополнительно допросить свидетеля по делу Бойко Г. В.

Как всегда сидевший в уголке Бойко подошёл к свидетельской трибуне с таким торжественным видом точно как у чиновника возлагающего венок к могиле Неизвестного Солдата.

— По поводу предоставленных вами журналов «Made in St-Petersburg» № 1–4 и «Гнев Перуна» № 5, что вы можете пояснить? — начал допрос прокурор.

— Журналы были добыты мной оперативным путём, — рассказывал Бойко, — приобретены во время контрольной закупки у распространителя рядом с метро «Гостиный двор». Журнал «Made in St-Petersburg» по оперативной информации издавался Бобровым Д. В.

— Поясните по поводу журнала «Гнев Перуна» № 5, — уточнил прокурор.

— Где он печатался, мы сейчас пытаемся выяснить. Некоторые статьи написаны Бобровым Д. В., имена авторов других статей пока не представляется возможным узнать. Сам журнал создавался Бобровым вместе с Алексеем Б. — лидером экстремисткой группировки «Кровь и Честь». Журнал находился на диске у технического специалиста связанных с Шульцом экстремистских группировок В. Л. — по прозвищу «Совесть 18». По указанию Боброва «Совесть 18» занимался вопросами верстки, оформления и печати экстремистских изданий. Потом этот диск оказался у бывшего участника «Шульц-88» Д. Боровикова и он издал журнал.

— Свидетель Бойко, откуда у вас информация, что Бобров участвовал в издании журналов? — спросила Жданова.

— Изначально была оперативная информация. Потом это стало известно из объяснений свидетелей. Также при обыске в квартире Боброва были на компьютере обнаружены набранные тексты статей опубликованных в журнале «Гнев Перуна». Они были подписаны Шульц.

— Вы полагаете, что Шульц — это Бобров?

— Впервые это было установлено из записной книжки Воеводина, в которой было написано «Шульц» и номер телефона. По базе мы установили адрес, фамилию и инициалы Боброва.

В ходе обозрения вещественных доказательств изъятая у подельника Алекса карта с изображением полуострова Крым особенно заинтересовала прокурора.

— Подсудимый Вострокнутов, эта карта принадлежала вам? — спросил он.

— Да, это мои вещи, — ответил Алекс.

— А что это за карта?

— Это из фантастического романа, в котором Гитлер выиграл войну, — объяснил Алекс и больше вопросов Бундин не задавал.

После заседания я сидел в конвойке вместе с мелкими воришками, наркоманами, попавшимися с «порошком» и сидящими за «бытовуху» красно-фиолетовыми алкашами. Такие дела судьи рассматривали быстро — за 1–2 заседания, и с каждой поездкой публика менялась, привнося новизну и разнообразие. Иногда в соседних камерах закрывали девушек-арестанток, и зэки флиртовали с ними, переговариваясь сквозь решётку и перекидывая записочки. Среди девчонок многие были наркоманками, некоторые сидели уже не в первый раз и вполне освоили развязный зэковский тон. Они мастерски матерились, сыпали жаргонизмами и вызывали у меня стойкое отвращение. Конвоиры часто подходили ко мне, интересовались деталями дела и судебными перспективами, отзывались обычно одобрительно, но что-либо определённое я им сказать не мог и избегал задушевных разговоров. Один из постоянных конвойных выражал ко мне особенный интерес, поскольку был другом моего друга. Он передавал мне посылки с воли, и иногда приводил и запирал в моей камере товарищей приходивших для обсуждения нетелефонных тем. Большую же часть времени я лежал на деревянной скамейке и дремал, досматривая ночные сны. Меня обычно запирали в отдельную камеру, и единственная скамейка находилась в полном моём распоряжении. Разве мог я предположить, что ещё в течение года буду вынужден лежать на этой скамье в перерывах между бесконечными судебными заседаниями?