Алексей Нелюбин - О времени и о себе. Рассказы.

Трудно понять и описать словами, что творилось с прохожими. Они останавливались, тянули шеи, поднимались на цыпочки, стараясь взглянуть на баяниста. Откуда-то появился милиционер, приблизился к толпе, но разгонять или призывать к порядку не стал, не решился. Жестом руки начал направлять прохожих в поток, обтекающий нашу «группировку»… Но вот ветеран отдал инструмент парню, и я не утерпел, спросил фронтовика о былом, о давнем. И он поведал мне фронтовую историю.

— Бывали между боями и передышки. В одну из таких, нас, дивизионную концертную бригаду, привезли на передовую и приказали дать концерт. Подошла моя очередь выступить с баяном.

Я объявил, что играть буду по заявкам, любимые мелодии. Право первым заказать было предоставлено командиру части, окопавшейся на этой поляне. Командир попросил «Прощание славянки». Играл я с азартом, вкладывал всю душу. Вдруг над поляной раздался пронзительный свист, а потом оглушительный взрыв. Сначала один, потом второй… Немец бил прицельно, точно по нашей поляне. В один миг поляна опустела. А мои пальцы все еще ударяли по клавишам, вызывая аккорды прощального марша.

Наконец какая-то сила подняла меня. Я схватил баян и бросился в ближайший окопчик. Присел на дно, а баяном укрылся сверху, как щитом. Осколки кругом жужжали, как рой разъяренных шмелей. Баян мой в деревянном футляре вздрагивал и потрескивал. А я, сидя внизу, молил Бога: только бы не было прямого попадания.

Артналет закончился так же неожиданно, как и начался. Жертвы, конечно, были, но для меня главной жертвой стал мой тульский баян. Семь ранений насчитал я в нем. Семь моих, может быть, смертей. Вот почему я так благоговейно отношусь к тульским баянам. Вот ведь какая штука-то!..

— А что же с баяном-то? — поинтересовался я.

— Баян списали как непригодный к строевой службе. А мне вручили тяжелое, длинное ружье, ПТР, с ним я и закончил войну.

Пока не найден и не похоронен последний погибший солдат, война не считается законченной. А их, неизвестных, все находят и находят на полях сражений, в братских могилах и в одиночных вокруг бывших госпиталей. Сколько еще матерей, вдов питают надежду когда-то узнать правду о гибели родного человека. Но немало было случаев, когда от погибшего не оставалось даже тлена. Разносило снарядом, сгорал в огненной буре, погибал в море. Бывали такие трагедии и после войны. Я расскажу, как люди погибали в воздухе, не оставляя после себя совершенно ничего, что бы напоминало о жизни.

Шел 1950 год. Только что затихла самая жестокая за всю историю человечества война. Померкли огненные смерчи. Перестали умирать люди на переднем крае. Но на место «горячей войны» пришла «холодная война». Сгруппировались два противоборствующих лагеря со своими многомиллионными армиями. Чтобы поддерживать равновесие, армии должны быть постоянно на боевом взводе.

С этой целью шло обучение молодого пополнения и освоение новой боевой техники. Я работал тогда авиационным механиком. Мы списывали отслужившие срок истребители ЯК-3, ЛА-7, ЛА-9. Взамен получали мощнейшие ЛА-11. Это цельнометаллическая машина с броневой защитой, оснащенная четырьмя скорострельными пушками.

Стрельба из этих пушек велась с помощью специального оптического прицела, работающего в паре с фотокинопулеметом.

Летчик, поймав цель в прицел, нажимал на гашетку, и на пленке фиксировался момент попадания снаряда в цель. Это была новинка, и ее нужно было осваивать.

Любимым занятием «летунов» было рассматривание пленки после стрельб. По количеству попаданий на пленке оценивалась работа стрелка. За особую меткую стрельбу летчики поощрялись.

Стрельбы по «конусу»(воздушная мишень) прошел весь летный состав полка. Наступила вторая стадия обучения: воздушный бой с самолетами «противника». За «синих» выступал соседний полк, с которым мы постоянно соревновались.

Обстреливали наши летчики «синих» с особым желанием, т. к. те часто выходили победителями, и это обстоятельство «наших» немножко злило. Были асы, как в их, так и в наших рядах. К ним относился и мой командир звена старший лейтенант Пашнин. Невысокий, плотный, с черным, как смоль, чубом и с широкой белозубой улыбкой. Он с отличием закончил летное военное училище в первый послевоенный год, и настоящего противника ему сбивать не пришлось. Тем не менее был отличным летчиком, а список благодарностей в его личном деле постоянно пополнялся. Служил он уже третий год, но в отпуск(куда-то в Горьковскую область) командование не отпускало.