Вадим Эрлихман - Вольф Мессинг. Экстрасенс Сталина

Весной 1940 года Госконцерт прикрепил к нему сопровождающего — писателя Виктора Финка, который сам по себе был примечательной личностью. Он родился в 1888 году в Одессе в семье преуспевающего адвоката, учился праву в Париже, а в годы Первой мировой войны попал в Иностранный легион, который талантливо описал в одноименном романе. Вернувшись накануне революции в Россию, работал журналистом и, по мнению многих, был осведомителем ЧК. Чудом пережив «чистку» 1930-х, он жил довольно незаметно, время от времени выпуская серые, но идейно безупречные книги. Умер в 1973 году. Похоже, к Мессингу его приставили именно в качестве осведомителя, но одновременно он довольно неплохо заботился о своем подопечном в его разъездах по стране.

«В июне 1941 года я поехал в Грузию, — пишет Мессинг. — Как сейчас, помню это воскресенье 22 июня 1941 года. Накануне в субботу состоялось мое выступление, оно прошло очень успешно. В воскресенье утром мы поехали на фуникулер. Мне все время было почему-то не по себе. Настроение было просто скверным. И вот в 6 часов 30 минут по московскому времени — речь Молотова. Началась Великая Отечественная война».

В мемуарах телепат ничего не говорит о том, что будто бы предсказал начало войны. Зато об этом повествует популярная легенда, впервые рассказанная близкой знакомой Мессинга Татьяной Лунгиной. В июне 1941 года она, недавняя школьница, ждала в столичной гостинице «Москва» кинодеятеля из Средней Азии, чтобы договориться с ним об участии в съемках фильма. В это время к ней подошел человек необычного вида: «Этот довольно примечательный мужчина гипнотически притягивал к себе взгляд. Он был в дорогом сером костюме, сорочка цвета морской волны, большие роговые очки. Лохматая, словно распотрошенный кочан капусты, голова. Нос, казавшийся ему «не по мерке» — слишком широкий. Из-за слегка согнутого в пояснице туловища взъерошенная эта голова клонилась вперед с «экраном» большого квадратного лба. Руки его расслабленно свисали к бедрам, а кулаки, словно в нервном тике, то сжимались, то разжимались. Был он средних лет, не очень высокий, худощавый. Шел медленно, поминутно оглядываясь, с усилием отрывая ноги от пола. Казалось, что он кого-то ищет, но двигался неизменно к моему креслу. Приостановился, заметил меня и, уже не оглядываясь, направился в мою сторону.

Подошел ко мне, и я увидела его глаза: пронзительные, ироничные, с бесовскими искорками и чуть усталые.

Мужчина, мягко улыбаясь, сказал:

— А шейн мейделе. (Красивая девочка).

Я смутилась от похвалы. А он на плохом русском языке спросил, как меня зовут. Я ответила, что настоящее мое имя Тауба (что значит «голубь»), но обычно зовут меня Таней.

— Тайболе? — переспросил он, — Голубушка? Ты кого-то ждешь? Зачем ты тут сидишь?

Полузакрыв глаза и еще ниже опустив голову, слушал мой ответ. Нижняя губа его полуоткрытого рта нервно вздрагивала, брови сдвинулись к переносице, и в глазах — щемящая сердце тоска.

— Нет! — сказал он громко, почти выкрикнул. — Нет! Ничего этого уже не будет!

— Чего не будет? — спросила я незнакомца испуганно.

— Ничего: ни фильма, ни поездки, НИ-ЧЕ-ГО!.. И надолго!

Произнес он свою краткую тираду тоном пророка — внушая мне мистический страх своей безапелляционностью.

Так, видимо, волхвы и кудесники предсказывали людям беды. Ничего больше не добавив, той же медленной тяжелой походкой он ушел к лифту, а я осталась, ошарашенная и нежданным его появлением, и таким же мгновенным исчезновением, напуганная этим апокалиптическим «НИ-ЧЕ-ГО!»»

Прошло только несколько дней, и 22 июня началась война, и ничего уже не было: ни съемки фильма, ни поездки в Среднюю Азию, ничего того, ради чего я приходила в гостиницу «Москва»».

Трудно сказать, зачем Мессингу понадобилось пугать незнакомую, вполне симпатичную ему девушку. Быть может, он, как и Хануссен, считал такие заявления необходимой частью загадочного образа ясновидца. А может, действительно чувствовал тревогу, нависшую над страной, к границам которой уже двигались немецкие танковые колонны. Правда, его «ничего» могло подразумевать не только войну, но и любое другое бедствие, которые всегда любят предсказывать пророки.

Если Татьяна встретила 22 июня на взбудораженных улицах Москвы, то Мессинг в этот день находился на гастролях в Тбилиси. Он вспоминает: «Возвращались в Москву поездом. Затемненные станции. Почти на каждой — проверка документов. Во всеобщей бдительности мне пришлось убедиться на собственном опыте: моя несколько экстравагантная внешность, иностранный акцент привели к тому, что меня несколько раз принимали за шпиона. Выручал мой первый советский «импресарио», ездивший со мной, писатель Виктор Финк. По приезде в Москву, как только я остался на улице один, — Финк прямо с вокзала отправился к себе домой, — меня все-таки арестовали. А через несколько дней, когда я спросил, как пройти на такую-то улицу, меня снова арестовали — на сей раз очень миленькая девушка-дружинница.