Игорь Русый - Время надежд (Книга 1)

Совещание закончилось поздно. Канарис решил остаться и поговорить с Гитлером. Когда все ушли, Гитлер вынул из кармана брюк золотые старомодные часы.

- Вы хотите объясниться, адмирал? Но я должен ехать в рабочий квартал. Поговорим в машине...

Машина уже стояла во дворе. И не бронированный "хорьх", на котором всегда ездил Гитлер, а старенький "мерседес". Не было и охраны, только адъютант уселся впереди, рядом с шофером. Машина выехала со двора.

Хлопья мокрого снега залепляли лобовое стекло. Улицы напоминали черные туннели, а навстречу неслись десятки прикрытых маскировочными стеклами зеленых, будто кошачьи глаза, автомобильных фар. Гитлер задернул шторку, отделявшую шофера, откинулся на мягкое сиденье. Лицо его теперь выражало довольство и умиротворение.

- Я слушаю, адмирал.

Канарис заговорил о том, как его взволновала речь фюрера на заседании рейхстага, где была задета честь разведки.

- Ах, это вас беспокоит, - улыбнулся Гитлер. - Но я сделал такое заявление по политическим мотивам.

У меня еще есть скрытые противники, даже среди членов рейхстага и среди генералов. Их все меньше, но есть. Кроме того, мир должен знать, что германский солдат непобедим в бою. А летом нанесем окончательный удар по России... Вы делаете то, о чем я просил?

Русских надо убедить в нашей готовности летом опять идти на Москву...

Слушая его, адмирал пытался догадаться, куда они едут. Машина остановилась у низкого дома. Адъютант распахнул дверцу. Гитлер вылез, поднял воротник серого пальто, надвинул на лоб венгерскую шапочку, жестом пригласил Канариса.

Это была улица на окраине Берлина. Канарис заметил темные фигуры охраны возле дома и поодаль несколько машин. Адъютант повел их в грязный, тускло освещенный подъезд, указал дверь квартиры.

- Здесь, - сказал он.

Гитлер сам постучал. Выглянула женщина с худым, изможденным лицом.

- Фрау Носке? - Гитлер снял шапочку.

Женщина узнала его, испуг, растерянность отразились в ее глазах.

- Кого там занесло? - послышался из глубины комнаты хриплый стариковский бас.

Не в силах что-либо ответить, женщина пятилась.

Гитлер вошел, за ним пошли Канарис и адъютант с большим свертком в руках. Комнатка была тесная, узкая. За столом на табуретках сидели двое малышей и старик в черной рубахе. Они собрались ужинать. На тарелках лежали картофелины, ломтики хлеба. Старик поднялся, упираясь жилистыми руками в край стола.

Дети глядели, открыв рты. Адъютант положил сверток и отошел к двери.

- Фрау Носке, - сказал Гитлер, - я пришел, чтобы разделить с вами горе. Мне только что сообщили: ваш муж, Карл Носке, пал смертью героя у стен Москвы...

Она ладонью прикрыла рот, чтобы сдержать крик.

Задергался морщинистый кадык на шее старика.

Канарис уже понял, в чем дело: на почте задерживались извещения о гибели солдат, бывших рабочих.

Гитлер в удобный момент навещал их семьи. В газетах не сообщалось об этом. Но слухи о фюрере, который не меньше близких страдает о погибших, разносились по стране. А слухам верят больше.

В свертке были продукты и книга "Майн кампф".

- Имя Карла Носке будет стоять в ряду героев, завоевавших мир для потомков, - продолжал Гитлер. - И Германия позаботится о ваших детях.

Затем он резко повернулся к выходу.

XXIII

Все кругом было заполнено гулом танковых моторов.

За танками бежали пехотинцы, то припадая, то поднимаясь. И казалось, что снежное, испятнанное трупами немцев, комьями раскиданной земли поле колышется темными волнами.

Андрей привалился к брустверу возле Самсонова, который глядел на удалявшиеся цепи бойцов, на лес, откуда били пулеметы и за которым находился город Малоярославец. Начальник штаба полка капитан Рубака здесь же по карте вымерял что-то, держа циркуль в красных от мороза пальцах.

Мороз жег щеки, слезил глаза. На дне траншеи, у ног Андрея, лежал немецкий офицер с расколотым затылком, и кровь его смерзлась черными сосульками в светлых волосах. Два пленных солдата, подняв руки и боясь опустить, жались к стенке траншеи. Никто уже не обращал на них внимания, только связные, пробегая, хриплыми голосами поминали разных святых или божью матерь, так как пленные загораживали узкий проход. Лютиков с Копыловым устроились в широкой пулеметной ячейке, остальные разведчики сидели под бревенчатым накатом. Шестой день полк наступал.

И в поредевшие батальоны Самсонов отправил писарей, рассыльных, охрану штаба, только девять разведчиков остались как последний его резерв.