Александр Васильев: Судьбы моды

— С чего это Вы, — подозрительно осведомлялся я, — такую кротость на себя напустили?

Она делала мученическое лицо, низко по-монашески кланялась в пояс и говорила:

— Сегодня прощеное воскресенье. Надо просить у всех прощения. Простите Христа ради, если чем обидела.

И хохотала как сумасшедшая.

— Бог простит, матушка, — говорил я. Это она играла «для практики».

Закончился роман Саниной и Вертинского, очевидно, в том же 1918 году. Они расстались — «на вокзале прощальный поклон». Вертинский уехал в Одессу на гастроли, затем в Крым и Константинополь. Они встретились вновь в Нью-Йорке в 1930-е годы, когда Валентина Санина уже стала известной создательницей моды, а Вертинский — желанным гастролером в Америке.

Как же складывалась судьба этой женщины после разлуки с Вертинским?

В годы гражданской войны Валентина Санина вышла замуж за Георгия Шлея, ставшего впоследствии театральным антрепренером и миллионером. Эмигрировав через Константинополь и Грецию, чета поселилась в Италии, затем в Париже и наконец в 1923 году переехала в Нью-Йорк, где и началась для Валентины «другая жизнь», вознесшая ее в итоге на Олимп моды и сделавшая одной из известнейших женщин Америки. Впрочем, известность эта была не лишена скандальности. Судьба настигла ее на другом конце света и словно отомстила ей за разбитую любовь. Супруг Валентины Саниной, Георгий Шлей, покинул ее, уйдя к ее лучшей подруге, Грете Гарбо.

Валентина Николаевна Санина скончалась в Нью-Йорке 14 сентября 1989 года в девяностолетнем возрасте — роковая женщина, законодательница моды, русская американка.

Сегодня имя Унгаро носят десятки эксклюзивных бутиков в Европе, Азии и Америке, где он известен не только как создатель изысканных нарядов высокой моды, но и одежды прет-а-порте для женщин и мужчин, а также кожаных аксессуаров и коллекции духов, выходящей под его именем. Сам модельер считает свое поприще полем битвы, а источником вдохновения называет физические страдания. Возможно, для художника это лишь фигура речи, однако его страдания помогли создать наиболее соблазнительную и чувственную моду среди парижских модельеров его поколения.

Сын итальянского портного-эмигранта (отец посадил его за швейную машинку «Зингер», когда мальчику было семь лет), Унгаро был знаком с трудностями и напастями не понаслышке. «Мой путь отличается от пути большинства модельеров, — говорит Унгаро. — Я не играл в куклы, когда был ребенком». Плюс ко всему в 16 лет он заболел туберкулезом и был вынужден провести четыре года в санатории в Альпах.

Крепкая и сплоченная семья эмигрантов не только обучила мальчика первым навыкам портняжного ремесла, но и привила любовь к музыке. Свойственная итальянцам музыкальность сильнейшим образом повлияла на жизнь и творчество Унгаро. В ярких бликах и размашистой цветовой гамме его модных коллекций отзываются и звуки нежной баркаролы, и неаполитанская песня, и романтические концерты Бетховена, любимого композитора прославленного кутюрье. Человек страстный, обладающий часто противоположными или даже взаимоисключающими вкусами, влюбленный в искусство Унгаро — продукт не только французской, но и всей европейской культуры. Еще в детстве он полюбил живопись французского и итальянского Ренессанса, обширно представленную в провинциальных музеях.

Вернувшись в Экс-ан-Прованс из Альп, Унгаро знал точно одно — он больше не будет работать с отцом. У него была единственная мысль — уехать. Два года он проработал мужским портным. А затем произошла главная встреча в его жизни — в 1958 году друг познакомил его с легендарным Кристобалем Баленсиагой.

«Это был счастливый день в моей жизни. Моей первой работой у Баленсиаги была наметка, но я готов был и мыть полы», — вспоминает Унгаро. Баленсиага, сто лет со дня рождения которого исполняется в этом году, был удивительным творцом, о котором сама Шанель говорила: «Баленсиага уникален в своем портновском искусстве. Он один способен раскроить ткань, наметать модель и сшить ее собственными руками. Все остальные — лишь модные иллюстраторы». Редкой красоты линии его моделей уносили клиенток в мир Гойи и Веласкеса. Не удивительно, что Унгаро так много почерпнул в доме Баленсиаги, запомнив на всю жизнь некоторые из его расцветок и комбинаций. За шесть лет работы с испанским маэстро Унгаро прошел путь от подмастерья до первого помощника модельера. Когда его спрашивают, почему он все-таки покинул мастерскую Баленсиаги, он вспоминает слова скульптора, отклонившего предложение стать помощником Родена: «В тени большого дерева ничто не растет».