Николай Любимов - Неувядаемый цвет. Книга воспоминаний. Том 1

В один прекрасный день он объезжал с именитыми гостями свои леса и дорогой повествовал о недавней неудачной охоте. На козлах рядом с кучером примостился его нянька, его сиделка, его неразлучный друг, его ходячий адрес-календарь камердинер Петр.

– Тут стоял такой-то, а вон там стоял такой-то, – рассказывал Николай Аркадьевич, и вдруг лицо его выразило глубочайшее презрение: – А тут стояла какая-то жопа. Петька! Кто здесь стоял?

– Здесь вы стояли, ваше превосходительство, – браво отрапортовал Петька.

Дочь Болдарева, моя бабушка Александра Николаевна, вышла замуж за гораздо менее знатного, далекого от высшего света, служилого дворянина Михаила Николаевича Кормилицына. Первая его более или менее крупная должность – директор народных училищ в Рязани (в Рязанской губернии у него было небольшое имение). Последний его пост – вологодский губернатор. Там в 1883 году родилась его младшая дочь Елена.

В Вологде мой дед служил мерилом порядочности. Вологжане говорили: «Честен, как Кормилицын». Он был человек выдержанный, корректный и с подчиненными и с просителями, но однажды вытолкал в шею из своего кабинета, где, по воспоминаниям матери, ревностный этот служака работал и днями и ночами, купца, осмелившегося явиться к нему с крупной взяткой. Он брал к себе в дом на Рождество и на Пасху девочек-приютянок. Приютянки играли с губернаторскими дочками, обучали их песням и романсам. Один из этих романсов запомнился моей матери, и она мне его пела:

Только в 36-м году из книги «Песни русских поэтов», выпущенной в «Библиотеке поэта» Иваном Никаноровичем Розановым, я узнал, что сей романс принадлежит Василию Львовичу Пушкину. Вряд ли создатель «Опасного соседа» предугадывал, что его романс в конце века все еще будут распевать вологжанки.

Перед большими праздниками дед посылал своих детей в тюрьму с подарками для арестантов.

Моя мать помнила, что у них в доме останавливался объезжавший север России родной брат Александра Третьего, великий князь Владимир Александрович. Много лет спустя я прочитал матери стихи Случевского.

– Постой! Постой! – сказала мать. – Какой же это Случевский? Ты не знаешь, как его имя и отчество?

– Константин Константинович.

– Ну, значит, это он и останавливался у нас в Вологде с великим князем! Я до сих пор понятия не имела, что он поэт. Я была уверена, что это петербургский сановник. Держался он необыкновенно просто – это вся наша семья отметила, – был ласков с детьми…

И точно: Случевский находился тогда в свите великого князя. Свое путешествие он подробно описал в нескольких книгах. Во много раз ценнее другое: из этой поездки возник цикл его стихотворений «Мурманские отголоски», где мы находим такие взблески случевской мысли и случевской вольности словообращения:

Как, конечно, далек был Случевский от мысли, что сын младшей дочки его вологодского хозяина «в совершенных летах» станет дышать его стихами, что они – и поэт, и читатель – будут смотреть единым взором на мир видимый и на мир внутренний! И на жизнь вечную тоже. И предощущать ее так же:

…Дед вынужден был оставить службу по болезни. Его показывали Захарьину [3]» но Захарьин ничего поделать не смсг; дед мой умер от рака желудка.