Михаил Кириллов - Учитель и его время

Большое значение для него имели деловые контакты с крупными терапевтами того времени – как в Академии, так и вне её. Среди них были М. С. Вовси, Г. П. Шульцев, М. И. Теодори, Н. Н. Савицкий, В. А. Бейер, М. И. Хвиливицкая, В. Т. Вышегородцева. Однако основу его совершенствования составляла кафедра – совместная работа с Н. С. Молчановым, М. Л. Щербой, С. А. Вульфовичем.

В эти годы, еще до того, как я познакомился с Е. В. Гембицким, мне приходилось бывать на этой кафедре: в 1961 г., когда я неудачно сдавал экзамены, намереваясь поступить в адъюнктуру, к Молчанову, и в 1962—1965 гг., когда; я учился в клинической ординатуре при этой кафедре. Имению в это время, осенью 1962 г., мы и познакомились с Е. В.

Для того чтобы лучше понять атмосферу научного и клинического мира того времени, я поделюсь своими воспоминаниями о людях, так или иначе имевших отношение к Е. В. Гембицкому в те далекие годы, тем более, что наши мнения о них, как правило, совпадали.

Среди выдающихся терапевтов 40—50-х годов был профессор Мирон Семенович Вовси.

После окончания медицинского вуза в 1919 г. Вовси служил в Красной Армии, а по окончании гражданской войны работал врачом в Москве. В 30-е годы он был уже известным московским профессором. В 1941 г., в самом начале Великой Отечественной войны, по решению высшего руководства страны, он был назначен главным терапевтом Красной Армии. На него легла тяжелая ноша создания терапевтической службы армии, которой до войны не было, и он с этой задачей справился. Он разрабатывал различные проблемы внутренней патологии на войне, участвовал в создании военно-полевой терапии и, в частности, ее нового раздела – учения о болезнях у раненых. Им были проведены 23 фронтовые и армейские научно-практические конференции. Уже после воины, в 1947 г., он сделал основной доклад на Всесоюзном съезде терапевтов «Внутренняя медицина в годы Великой Отечественной войны».

Главным терапевтом Советской Армии он оставался до 1950 г., хотя и в последующем продолжая консультировать в Центральной поликлинике НКО СССР – вплоть до своего ареста по ложному обвинению в 1952 г.

Я познакомился с М. С. Вовси в 1958 г., получив разрешение провести стажировку в терапевтической клинике больницы им. Боткина в Москве. Войсковым врачам (а я тогда служил в Рязани, в парашютно-десантном полку) полагалось ежегодно проходить месячное усовершенствование в госпиталях. Конечно, вести больных и дежурить в такой солидной клинике врачу медпункта, было трудно. Вовси заведовал этой клиникой. С ним работали проф. Б. 3. Чернов (в прошлом фронтовой терапевт), проф. М. И. Шевлягина, к. м. н. М. Я. Ратнер.

Интересными были его клинические обходы. За докладом лечащего врача и дополнениями доцента у постели больного следовал его быстрый, но внимательный осмотр почти без дополнительных расспросов. Он не мешал докладчику, не торопил его, но не любил ссылок на консультации авторитетов. Затем все перемещались к следующему пациенту. И так – строго, молча, без каких-либо эмоций, очень серьезно, даже замкнуто, шел весь обход, накапливая ощущение диагностической интриги и тревоги. М. С. был крупным мужчиной, он возвышался над всеми, даже присаживаясь к больному, и, казалось, подавлял присутствующих своей молчаливостью. Присутствовавшие на обходе общались шепотом, притихшими были и больные.

После обхода все следовали в его кабинет, рассаживались вокруг стола, и он начинал разбор только что осмотренных им больных. Здесь говорил, лишь иногда что-то уточняя, только он. Он формулировал, обстоятельно аргументируя диагноз заболевания каждого из осмотренных больных (а их было 6—8), не забывая никаких деталей. И так, поражая своей памятью, от первого до последнего больного. Он как бы размышлял, не стараясь показаться интересным и значительным. Он был интересен и значителен естественно, сам по себе. Решая вопросы безупречно, он вместе с тем оставлял впечатление невысказанности еще многого. У меня это рождало ощущение неисчерпаемости возможностей мышления этого человека и даже какой-то таинственности его мышления. Дискуссий, как правило, не было, возможно, потому, что ему не было равных.

Однажды и я на обходе доложил ему о своей больной 40 лет, страдавшей мигрирующим тромбофлебитом с поражением сетчатки глаза. Природа процесса была не ясна не только мне, но и руководителю отделения. Готовясь к обходу, я несколько вечеров просидел в Центральной медицинской библиотеке, работать в которой любил. Там я нашел подобное описание, сделанное еще до войны неким Калька, с предположением о редком варианте васкулита. На обходе ему было доложено о моей литературной находке и после, уже у себя в кабинете, он очень внимательно и уважительно отнесся к моему рассказу. Чувствовался интерес не столько к тому, что и где я прочел, сколько ко мне самому. Он посоветовал использовать в лечении больной средние дозы аспирина и аскорбиновую кислоту.