— Боря! Ты из-за меня лежал в клинике?
— Да, — задрав голову вверх и не глядя на меня, ответил Боря.
— Почему? — недоумевала я.
— Расскажите, почему, — сложив губы в узенькую ленточку, предложила прокурор.
— Я был влюблен в Малявину.
Борины ноздри раздувались, как кузнечные меха.
— А я даже не догадывалась об этом.
Моя интонация была грустной, и конвоиры едва сдерживали смех.
Воистину, крыша едет у всех. От жары, что ли?
До сих пор я так и не поняла, откуда взялся и для чего понадобился этот свидетель, который вообще никогда не видел и не знал Стаса…
Когда же закончится этот маразматический процесс?
Конца и края ему нет…
По приезде в Бутырку долго не открывали дверь машины. Когда наконец открыли, конвоир сказал мне:
— Сейчас Стриженов подойдет к машине.
— Олег?
— Да. Оставайся, пожалуйста, на месте. — И позвал: — Олег Александрович!
Братва в «обезьяннике» тоже забеспокоилась:
— Олег Стриженов? Артист, да? Ух, ты!..
И прильнули к решетке, чтобы поглазеть на знаменитость.
Олег Стриженов! Господи! Если бы он только знал, сколько эмоций у меня связано с его именем!
Папа, мама, Танюшка и я отдыхали в Евпатории, когда на экраны вышел фильм «Овод» с Олегом Стриженовым в главной роли. Никогда не забуду этот вечер в летнем кинотеатре. Я влюбилась в Олега Стриженова!
Казалось, что море, солнечный песчаный пляж и дивные парки знают о моем настроении. И вдруг у моря я встретила мальчика, похожего на Овода.
— Смотри, Овод, — сказала я своей подруге.
— Надо же! Правда!
«Овод» тоже обратил на меня внимание.
Днем я укрылась от жары в парке и вдруг слышу:
— Тебя как зовут?
Обернулась — за мной идет «Овод».
Этим же вечером мы пошли в кино смотреть Лолиту Торрес. А следующий день провели на дереве, глядели на море и объедались шелковицей. Нам казалось, что мы никогда не расстанемся, но «Овод» жил в Ужгороде, а мне надо было возвращаться в Москву…
В кинотеатре «Юный зритель» на Арбате шел фильм «Сорок первый». В классе я нарочно садилась у самой двери и, как только учительница поворачивалась к доске, мигом выскакивала из класса и бежала смотреть Олега Стриженова в этом потрясающем фильме. А дома, когда никого не было, я кричала, подражая Марютке — Изольде Извицкой: «Синеглазенький ты мой!..» Все стены моей комнатки были увешаны портретами Олега Стриженова.
В праздничные дни в витринах магазинов по всему Арбату выставлялись фотостенды новых работ «Мосфильма». Под Новый год я гуляла по Арбату и с интересом разглядывала снимки актеров за стеклами витрин, украшенных морозным рисунком. Не могла оторваться от витрин с портретом Олега Стриженова в роли Гринева в «Капитанской дочке». Было такое ощущение, что он мне родной…
А теперь Олег Стриженов подходит к «воронку», из которого мне нельзя выходить до приказа конвоира.
Худенький «наркошка» [5] «Наркошка» (тюремный жаргон) — наркоман.
из «обезьянника» досадовал:
— Эх, не видно!
Я присела на корточки и подала руку Олегу. Он вглядывался в меня и был очень серьезен, а я улыбалась. Братва в своем отсеке, схватившись за решетки, замерла.
— Я здесь снимаюсь в фильме у Бориса Григорьева. Целый день жду тебя. В суд прийти не смогу, а моя Лина завтра обязательно придет.
— Передай ей низкий поклон от меня.
И замолчали. Тишина была необыкновенная. Потом Олег резко отвернулся и быстро пошел по дороге государства Бутырского в сторону проходной.
Так и стоят у меня перед глазами напряженные кисти рук заключенных. Рук было много, очень много. Лица оставались в темноте, а кисти рук, вцепившихся в решетку, белели. Какая жуткая фреска под названием «Тюрьма».
Все замерло на какое-то время… Потом кто-то тяжело выдохнул многозначительное «да».
Конвоир, опустив глаза, проводил меня до двери главного корпуса Бутырской тюрьмы.
И снова тесная-претесная камера, где совершенно нет воздуха из-за нагревшихся за день решеток и прочих железяк. Дымно и влажно в камере, ветхое тюремное белье, кое-как прикрывающее шконки, мокрое и вот-вот расползется вовсе.
Девочки притихшие.
Рая-мальчик вдруг спрашивает:
— Валюша, ты знаешь, сколько мы государству стоим в сутки?
— Нет.
— Тридцать семь копеек. Во как!
И отрывисто засмеялась. Хотела рассмешить всех. Не получилось. Все оставались молчаливыми. Отрешенно-задумчивыми. На усталых лицах — печаль.
А на следующий день в суд, как и обещал Олег, пришла Лина. Лионелла Пырьева — последняя из трех женщин, любимых легендарным Иваном Александровичем Пырьевым. Первыми были Марина Алексеевна Ладынина и Люся Марченко.
Читать дальше