Феликс Медведев - Сильные женщины. Их боялись мужчины

— Легенда гласит, что Шукшин, которого вы впервые увидели во ВГИКе в статусе комсорга, вам не понравился. И якобы спустя несколько лет, когда вы вместе ехали на съемки какого-то фильма, он ночью пришел в ваше купе и вы поняли друг друга?

— Да, примерно так. Мы ехали в Судак в поезде, и вместе со мной в купе ехали операторы картины. Шукшин пришел к нам в гости, принес с собой бутылку вина. Я потихоньку наблюдала за Василием: глаза у него зеленые, веселые и хулиганистые. Компания оказалась приятной, и я запела «Калину красную». А он подхватил, он тоже любил петь. А когда все уснули, он пришел ко мне, сел на краешек полки и попросил рассказать о себе. И почти всю ночь я рассказывала ему о своей жизни. Позже он напишет об этом рассказ «Степка». Может быть, помните, там есть глухонемая девушка? Он даже фильм по этому сюжету поставил, где в главной роли Леня Куравлев. А случай тот из моей ленинградской жизни. Жила я в коммуналке с родителями, в другой комнате жила глухонемая девочка. Мать ее была гулящая, и я ее расспрашивала, слышала ли она, когда мать приводила мужчин. Потом девочка вышла замуж, родила ребенка, который кричал ночами, и она, глухонемая, уже по приобретенной привычке просыпалась от вибрации (это я ей стучала в стенку, мол, ребенок проснулся). С этой девочкой я и сама чуть было не выучила язык глухонемых. Да так, что потом призналась в любви к Шукшину на пальцах.

— А сейчас можете показать на пальцах «Я тебя люблю»?

— Кому показывать? Вам, что ли? Да мы и с Васей особенно-то о любви не говорили. Ну раз пять за всю нашу совместную жизнь, скромные были, считали, что дело не в словах. А во ВГИКе он и вправду мне не нравился, тем более что я в комсомоле не состояла. Не могу сказать, что и в той поездке он очень уж мне приглянулся. Я была непьющей, а он на всех остановках бегал за вином.

— Наверное, больная для вас тема — пьющий Шукшин. Говорят, что и умер-то он от алкоголя.

— Насчет смерти — особый разговор. А насчет алкоголя — что было, то и было. Но при мне он лет семь не пил вовсе. По этому поводу года полтора назад я повздорила с Нонной Мордюковой, в книжке которой «Не плачь, казачка…» одна из главок так и начинается: «Шукшин умер от водки». Прочитав такое, я захлебнулась от лжи. И вот, оказавшись в компании Ирины Скобцевой, Инны Макаровой и Нонны Мордюковой, я при всех сказала, что огорчена клеветой Нонны Викторовны на Васю. Мордюкова на меня: «Ах ты, плебейка…» У меня в глазах слезы, я готова была тарелкой запустить в обидчицу, но не посмела. «Да читала ли ты книгу?! — кричала Мордюкова. — Я сама ее писала, и там такого нет». Я прибежала домой, в остервенении разыскала на полке книгу и звоню Мордюковой. «Нона Викторовна, — говорю, — читаю вам текст». Она бросила мне: «Разберусь, кто это написал». Мне же было интересно, как это она разберется. На следующее утро — звонок: «Лида, на коленях стою, прости…» Надо же, такое разве можно представить, чтобы Мордюкова перед кем-то на коленях стояла. «Рыдаю, — говорит, — и плачу, что тебя оскорбила. Но ты вчера геройски себя вела, если бы мне такое сказали, я бы самоваром запустила». Услышав такую покаянную речь, я чуть было не заплакала. Ее голос и надрыв до сих пор в ушах стоит.

— Понимаю вас, вы самоотверженно вступились за честь и память любимого человека. Но, знаете, без обиды, мне кажется все-таки, что вы с Василием Макаровичем были очень разные. Не ошибаюсь?

— Абсолютно разные! Совершенно!

— Ну и что у так во многом и не сошлись? Не стали, как говорится, «мужем и женой — «одной сатаной»?

— Вообще-то характер у меня бойцовский, я была из племени ленинградской шпаны. Мне еще в детстве наговаривали соседки: «На панель пойдет». Не в смысле той панели, упаси Бог, а в смысле нищей стану, оборванкой. Или в тюрьму сяду. Коммунальный быт научил меня стоять за себя, и я, не задумываясь, могла пустить в ход кулаки. Но Васе я во многом покорилась, стала смиренной.

— Приходилось ли Василия Макаровича кулаками дубасить?

— Я? Кулаками? Ну что вы! Не могла.

— А он-то поднимал руку?

— Один раз. Только один. Но довольно сильно, так что я в обморок упала.

— По чьей вине возникла ссора? Наверняка он был пьяный?

— Наверное, все же я была больше виновата: что-то мне не понравилось, и я налетела на него коршуном. Дети были маленькие и не помнят, как я на полу распласталась. Да и Вася потом ничего не помнил, так он говорил.

— Мне кажется, что свое творчество он питал из реальных событий. Значит, в его рассказах, романах и сценариях часть и вашей жизни. Ему как цепкому художнику все шло в руку, в дело, точно лыко в строку.