Рене Кастр - Мирабо - Несвершившаяся судьба

С тех пор положение еще ухудшилось, поскольку ни один из супругов не шел на уступки: маркиз де Мирабо не хотел пускать жену в свой дом, и госпожа де Пайи укрепляла его в этом решении; маркиза де Мирабо не желала платить по долгам мужа — у нее было своих собственных на четыреста тысяч ливров. Разумеется, ее поддерживали алчные кредиторы, которым развод позволил бы вернуть свои деньги.

Благодаря негласным связям маркиза де Мирабо сумела выбраться из монастыря, куда ее упрятал муж; она вела в Париже переговоры со своими адвокатами. Именно в этот момент к ней и явился Оноре Габриэль, возможно, надеясь заключить с ней сделку. Его приняла упрямая женщина, совершенно уверенная в том, что ей станет легче жить, как только ее интересы окончательно разойдутся с интересами мужа.

«Если бы ты знала, сколько мошенников осаждают эту бедную женщину, неспособную слушать никого, кроме льстецов, которые пресмыкаются перед ней и обирают ее! Никогда я не видал такого упрямства и безрассудства», — написал Мирабо своей сестре дю Сайян. А потом, ничего не вытянув из матери, цинично переметнулся на сторону маркиза. Он кропал яростные памфлеты против матери, а по ходу слушаний помогал адвокату отца.

Тот ораторствовал впустую. После смерти Тюрго влияние Друга людей еще больше упало; публичные жалобы его детей нанесли его репутации непоправимые удары; памфлет Луизы де Кабри и письма Габриэля из тюрьмы растрогали чувствительные души. Приняв сторону отца, Мирабо ничего уже не мог изменить. Советники Парижского парламента решили поверить аргументам маркизы де Мирабо; в речи, произнесенной в ее защиту, обличалась тирания в целом на примере деспотизма, явленного Другом людей. Признать его вину отныне становилось политическим поступком, бунтом против произвола. Именно в силу этих, весьма косвенных причин маркиза победила по всем статьям, хотя и она не была невинна.

«В конце концов, они убили меня 18 мая», — простонал маркиз де Мирабо, повторяя слова своего отца, произнесенные после битвы при Кассано. На сей раз поражение было бесславным, а контрибуция тяжелой: маркиз должен был взять на себя все судебные издержки, а поскольку процесс длился десять лет, после развода ему не осталось ни сантима чистого дохода. От нищеты его спасло единственное предприятие в его жизни, которое он считал неудачным: когда-то он занял 150 тысяч ливров, чтобы помочь Бальи купить должность управляющего галерами на Мальте. Благодаря этому Бальи получил должность коменданта в Руэрге, что доставляло ему, за всеми вычетами, 50 тысяч ливров ренты; он обязался ежегодно передавать 15 тысяч из них старшему брату, что могло бы обеспечить ему пристойное существование.

Но главное — катастрофа морального порядка: цинизм Друга людей осудили, огласив приговор, наделавший много шума. Псевдолиберал был заклеймен как тиран; ему больше не верили; над его книгами и экономическими теориями смеялись. Вскоре правительство подчинилось общественному мнению: менее чем за две недели Луизу де Кабри освободили, с Бриансона сняли все обвинения, а маркизу де Мирабо чествовали как триумфатора. Старику, видавшему мир у своих ног, четверть века опьянявшемуся фимиамом славы, остались только бесчестье и одиночество.

Тогда-то он и вспомнил, что у него есть старший сын, преследуемый им уже многие годы. Буше воспользовался этим обстоятельством, чтобы подготовить возвращение блудного отпрыска в отчий дом.

Это был политический акт, а не акт милосердия: простить сына — единственный способ оправдаться в глазах суровых судей. К этой макиавеллиевской логике примешивалось чувство справедливости — у маркиза возникло ощущение, что Оноре Габриэля закалили бедствия, на которые он его обрек: «Сорок два месяца в таком месте, где под готическими мрачными сводами компанию тебе составляют только ночные вопли подземелий и другие подобные соседства — это лекарство, которое должно обновить голову; человеку надобно несчастье».

Свидание отца и сына состоялось 19 мая 1781 года. Если верить очевидцам, например, дю Сайянам и шевалье де Сепо, это была сцена, достойная кисти Грёза: Дюпон де Немур подтолкнул Оноре Габриэля к отцу, громко возвестив: «Вот блудный сын».

«Я сказал Оноре, протянув ему руку, что уже давно простил врагу, что я протягиваю ее другу и надеюсь однажды благословить ею сына», — писал маркиз к Бальи.

На эти прекрасные слова Оноре Габриэль ответил соболезнованиями по поводу проигранного процесса.