Рене Кастр - Мирабо - Несвершившаяся судьба

Трудно с большей яростью изничтожить соперника в борьбе за пост первого министра; далее в записке выдвигаются еще более жестокие обвинения против Лафайета, он заклеймен за «инертность мысли и ничтожность таланта». Наконец в первом своде советов двору предлагается заменить Лафайета, стоявшего во главе Национальной гвардии, человеком, которого последующие события выведут на первый план, — маркизом де Булье, будущим организатором бегства в Варенн.

Подобное предчувствие вызывает трепетное отношение к первой из пятидесяти записок — Мирабо будет посылать их двору в среднем по две в неделю.

Тайная война нимало не мешала Мирабо поддерживать на публике учтивые отношения с генералом и часто появляться в Собрании.

Из пяти его выступлений в июне 1790 года два стоит отметить особо. Волнующая речь на смерть Франклина 11 июня усилила популярность Мирабо; зато выступление по поводу фантазий его младшего брата 19 июня поставило всё под сомнение.

Экстравагантный Мирабо-Бочка привлек к себе внимание безумной выходкой. Туреньский полк, которым он командовал, заявил о сочувствии революции, и виконт де Мирабо покинул Собрание, отправившись в свою часть, стоявшую в Перпиньяне. В начале июня он лично явился покарать мятежников и увез ленты с их знамен, приколов их к груди. Этот необычный поступок всех взбудоражил; за начудившим полковником погнались и арестовали его на обратном пути, в Кастельнодари.

Мирабо высказался по поводу инцидента однозначно: личность депутатов неприкосновенна; защищающий их декрет не терпит исключений. «Кроме того, надо бы узнать, кто нападающая сторона — мятежный полк или его командир, желающий призвать его к порядку». Он добился от коллег, чтобы «во имя свободы похититель знаменных лент явился в Национальное собрание для оправданий». Этот поступок, продиктованный братской и парламентской солидарностью, пришелся по вкусу памфлетистам; на Мирабо пролился поток оскорблений:

«Похоже, что Мирабо, чтобы сблизиться с братом и отплатить ему за дружбу, ждал, пока тот станет достоин его благодаря какому-нибудь новому жесту против народа. Мирабо не только старше годами, но и имеет больший опыт в такого рода поступках», — писал Фрерон, редактор «Народного оратора».

Такие удары пошатнули популярность Мирабо, лишив его потаенной надежды открыто создать и возглавить монархическую партию. Он возместил себе ущерб тайной деятельностью и во второй записке, составленной 20 июня 1790 года, усилил натиск на Лафайета; он обвинял «честолюбивую бездарность» в диктаторских замашках. Чтобы нейтрализовать Лафайета, он видел только один способ — заставить двор назначить его, Мирабо, на должность помощника главнокомандующего Национальной гвардией.

Эта мысль, которая теперь кажется малообоснованной, заинтересовала Людовика XVI. Король написал Лафайету письмо, но не отправил — его нашли в 1792 году в «Железном шкафу» [50] Потайной сейф с секретными документами, обнаруженный после взятия восставшими королевского дворца Тюильри 10 августа 1792 года. .

Однако самая интересная страница из второй «записки для двора» — не нападки на Лафайета, а прославление королевы, на которую Мирабо вдруг начал возлагать свои надежды. Именно в этой части содержится знаменитая фраза: «Королю не на кого положиться, кроме как на жену», и это утверждение дополнено такими волнующими словами: «Она будет в безопасности, только если королевская власть будет восстановлена. Мне хочется верить, что ей не нужна жизнь без короны; но я совершенно уверен в том, что она не сохранит жизни, не сохранив короны. Вскоре настанет момент, когда ей придется проверить, на что способны женщина и ребенок в седле; для нее это семейный метод; пока же нужно постараться, не считая, что это в нашей власти, либо по случайности, либо при помощи комбинаций выйти из необычайного кризиса благодаря обычным людям и способам».

Женщина, даже если она королева, даже если она сто раз предубеждена против человека, которого презирает, не останется бесчувственной к подобным речам; возможно, именно по этой причине у нее возникла мысль о встрече с Мирабо. Разговор напрямую наверняка позволит поднять множество вопросов: натиск на Лафайета, по мнению Мирабо, достаточно продвинулся, чтобы ожидаемый плод созрел. Приближался праздник Федерации, и герцог Орлеанский мог вернуться во Францию. Дело с заливом Нутка так и не было решено, сохранялся риск войны на стороне Испании. В «записках для двора» в конце июня предлагалось направить тайного эмиссара в Мадрид; нужно ли это сделать с согласия Монморена или без оного?