Николай Долгополов: Главный противник. Тайная война за СССР

«Митя» действовал в тылу до января 42-го. Медведев объединил специфическую чекистскую работу с массовым партизанским движением. Но для этого Дмитрию Николаевичу пришлось опять рискнуть. По Иосифу Сталину, все военнопленные считались изменниками Родины. А Медведев брал к себе бежавших из лагерей и окруженцев.

«Вам забросят агентов гестапо», — стращали большие начальники. «На то мы и чекисты, чтобы разобраться», — отвечал командир. И действительно раскрывал агентов. А военнопленных не отталкивал, брал, и те не подводили. Уходило с Медведевым 33 человека, вернулось 330, да еще несколько отделившихся от «Мити» отрядов остались за линией фронта.

Не боялся он использовать и местных жителей, которые по каким-то причинам оказались сотрудниками оккупационных учреждений. Не принято это было до Медведева: всех таких поголовно считали предателями.

И еще невероятно важное: именно Медведев начал первым проводить боевые операции силами нескольких партизанских отрядов. Иногда по согласованию с командованием Красной Армии. Так, в разгар немецкого наступления на Москву четыре отряда перерубили железнодорожные ветки, на которых скопилось три десятка эшелонов, а наша бомбардировочная авиация точно в оговоренный час одним налетом их вдребезги разбила.

Случалось, донесения групп Медведева доходили даже до Сталина. С ними знакомились начальник Генерального штаба маршал Шапошников, Жуков. Первый свой орден Ленина из четырех Медведев получил за «Митю».

Дважды за это время Медведева ранили. Один раз — в коленную чашечку, и печальный исход был тогда уж совсем близко. Но вынес из боя и тащил своего командира несколько километров, утопая в глубоких снегах, верный адъютант. Такое было под силу только человеку неимоверной воли и физической мощи. И того, и другого было в достатке у абсолютного чемпиона СССР по боксу, тоже легендарного Николая Федоровича Королева.

За первым отрядом был второй, потом третий. А последним своим боем израненный Медведев командовал, сидя на стуле, будто Наполеон…

Потом Москва, госпиталь. Выяснилось, что поврежден позвоночник: никак нельзя было с его солидным весом и ростом прыгать с парашютом. Он же, конечно, прыгал.

В 1946-м пришлось уйти из органов. Может, и лучше? Новый министр НКВД Абакумов принялся сажать и расстреливать тех, кто сидел или был в опале до 1941 года и кого не убили немцы. Переживал Медведев тяжело, однако и здесь выдюжил. Страна зачитывалась его книгами «Это было под Ровно», «Сильные духом». Школьники сбегали с уроков, а студенты с лекций, чтобы послушать медведевские передачи по радио: тогда впервые и прозвучали имена Кузнецова, Приходько, Цесарского.

Написал он и книгу «На берегах Южного Буга» — о винницком подполье. И тут закрутилось невероятное. Недобитые бандеровцы подняли грязную волну. Героев Медведева объявили предателями, бандюг же и прихвостней превозносили. Бывшее ведомство чекиста-героя хранило непонятное молчание. Зато некоторые газеты поддержали травлю.

Откуда такие злоба, зависть?.. 14 декабря 1954 года, в своей квартире в Старопименовском переулке, он говорил об этом с боевым другом Валентиной Довгер. Валя вышла на кухню сварить кофе. Вернулась — Медведев был мертв. Сердце не выдержало.

Потом эту улицу, где жил и умер Медведев, назвали его именем. А недавно опять переименовали. Господи, ну Медведев-то чем и нам, нынешним, не угодил? Простите, Дмитрий Николаевич…

Думал я, что ничего нового о Медведеве уже не отыщется. Но повезло. Так бывает, нечасто, но бывает. Иногда по прошествии лет находят меня родственники героев моих книг и фильмов. Не скрою, приятно. Значит, читали, приняли, и, преодолев понятное стеснение, решили поведать нечто новое о родителях. Всегда встречи эти и трогательны, и полезны. Кому как не дочерям с сыновьями — о родителях.

Разыскал меня Медведев — младший. Договорились о встрече, и когда Виктор Дмитриевич появился в кабинете, чувство было такое, будто заглянул в гости сам знаменитый разведчик. Гены не подвели, сходство — поразительное.

— Об этом говорят многие, — улыбнулся Виктор Дмитриевич. — Похож. Горько, но отец ушел рано, в 1954-м, было ему всего-то 55, я родился в 1947-м. Совсем мальчишка, но детские годы, постоянное общение с отцом запомнились. Папа уже в отставке, работал дома, а я учился в школе, в двух шагах от дома, и много время мы проводили вместе. И мама моя, от которой у папы секретов не было, часто о нем рассказывала, память об отце в нашем доме осталась, хранится.