Николай Шипов - История моей жизни и моих странствий

Исполнилось давнишнее сердечное мое желание. На душе стало легко и радостно. От гроба Спасителя все мы, богомольцы, пошли на север и пришли к месту, обозначенному мраморным кругом, над коим висят горящие лампады. На этом месте Иисус Христос, по воскресении Своем, явился Марии Магдалине в виде Вертоградаря. Далее мы вошли в церковь, построенную на месте бывшего вертограда Иосифа и заведываемую римскими католиками. Здесь, за крепкою решеткою, хранится часть позорного столба, к которому были привязаны руки Иисуса Христа в претории Пилата. Сопровождавший нас иеромонах сквозь решетку прикоснулся к этому столбу одним концом тут же лежащей трости и давал прикладываться к ней поклонникам. В этой же церкви близ престола за решеткою находятся каменные узы, в которые, как полагают, были забиты ноги Спасителя. Узы эти есть не что иное, как камень, в длину и ширину около аршина, с двумя круглыми дырами, в которые продевались ноги узника, из опасения, чтобы он не ушел. Недалеко от этих уз находится, по преданию, то место, где была пещера, в которую заключили Иисуса Христа, пока на Голгофе делались приготовления к Его распятию, и будто бы здесь скорбящая Божия Матерь, поддерживаемая благочестивыми женами, проливала слезы в то самое время, когда распинали ее Божественного сына. Это место называется приделом Богоматери. Отсюда мы вошли в придел, построенный на том месте, где стоял Лонгин сотник во время смерти Богочеловека и уверовал в него. Затем, помолившись престолу, построенному, где воины делили ризы Спасителя и метали жребий, мы спустились по большой каменной лестнице в глубокое подземелье, где найден был животворящий крест Господень; и в самом углублении поклонились этому св. месту. На обратном пути отсюда зашли мы в церковь с несколькими престолами в память обретения честного креста св. Еленою и раскаявшегося разбойника. Отсюда мы вышли на одно из самых трогательных для христианина мест - на гору Голгофу. Сердце мое содрогнулось; я пал ниц и залился слезами. Помолясь кресту, в вышину подлинного креста Христова, с прекрасным распятием на нем Господа и изображениями по бокам его, во весь рост, Божией матери и Иоанна Богослова, мы приложились потом к пробоине или углублению, где водружен был крест Спасителя, и к расселине, которая образовалась от землетрясения при кончине Иисуса Христа. С Голгофы мы снова вошли в храм Воскресения, где скоро кончилась вечерня, и народ расходился, а мы, вновь прибывшие богомольцы, должны были ночевать в храме.

Когда турки заперли двери храма, нас позвали в третий этаж, в келью, где архимандрит записал наши и сродников имена для поминовения у гроба Господня, причем каждый клал на блюдо несколько денег. Затем архимандрит предложил нам ужин, который состоял из маслин, чечевицы и пилафа. За столом подносили водку и вино. После ужина нас отвели в особую келью, в которой на полу были разостланы ковры с подушками. Некоторые из богомольцев расположились спать, а другие пошли в храм, куда и я, отдохнув немного, последовал. В храме царствовала тишина; кой-где молились на коленях поклонники; по местам лампады тускло горели. В полночь я приблизился ко гробу Господню и горячо молился, с пролитием слез, до того времени, когда в 2 часа ударили в доску к заутрени. Я вышел от гроба Господня, сходил помолиться на Голгофу и, возвратясь в храм, встал близ архиерейского места. Молящихся было довольно много разных наций и вероисповеданий. По окончании утрени тотчас же началась у гроба Господня православная литургия, за которой поминались наши имена и сродников; вслед за православной стали служить армянскую обедню, а после этой началось служение католическое, при звуках органа.

По окончании богослужения мы, русские богомольцы, возвратились в патриаршую в свой приют; нас угостили кофеем. После обеда с нас потребовали по 30 копеек серебром и объявили, что долее мы оставаться здесь не можем. Поклонники начали хлопотать насчет квартиры. Благодаря услужливости одного отставного солдата, я нашел себе помещение в квартире, нанятой нашим консулом собственно для русских поклонников. Помещение не особенно завидное: в числе 8 товарищей я должен был расположиться на худеньких рогожах, разостланных на земле. Конечно, лучше бы поселиться, как я узнал, в Михайловском монастыре; но там оказалось дорого: требовали 2 рубля серебром с человека. Да и не место, чтобы заботиться здесь о житейских удобствах.