Моисей Янковский - Шаляпин

Мысль о России сводилась не к одному только снегу, к зиме, по которой он тосковал, не к одной деревенской баньке. За несколько лет до того в своем имении в Пиренеях построил он деревянный домик, в котором любил жить, когда оказывался в Сен-Жан де Люз, и назвал его «Izba» — изба. Для него великим счастьем было, когда дочь присылала рыжиков или соленых огурцов.

Но это мелочи… А главное, он спешил к радиоприемнику в 12 часов дня по московскому времени, чтобы услышать новости с родины. Он восхищался советскими полярниками. «…Что за великолепный народ все эти Папанины, Водопьяновы, Шмидт и Кº, я чувствую себя счастливым, когда сознаю, что на моей родине такие удивительные люди. А как скромны!!! Да здравствует славный народ российский!!!», — писал он дочери в Москву еще в 1931 году. Он гордился вестями о прорытии канала, который соединит Москву с Волгой. Его восхищал «Петр Первый» Алексея Толстого. Ему мучительно хотелось хоть немного побыть на родине, например, оказаться в Сибири. И когда предстояло путешествие на гастроли в Китай и Японию, он с горечью говорил о том, что не может совершить его прямым путем, через Сибирь, что вместо этого вынужден плыть вокруг света…

Вот почему его так взволновал совет Е. П. Пешковой приехать в Советский Союз, чтобы отметить там сорокапятилетие сценической деятельности. Мысль о поездке на родину билась неотступно. После отъезда Пешковой он запрашивал дочь Ирину — не слыхала ли она чего-нибудь о возможности приезда на родину.

Болезнь выбила его из колеи. Здоровье было, несомненно, подорвано. А денег требовалось много, лечение съело немалую долю сбережений. Всем детям нужно помогать (а у детей уже свои дети!). Борис никак не устроится, ему нужна помощь. Федор в Америке, ищет работу. Лидия и Татьяна задумали делать фильм — для этого потребны средства. Дася еще совсем мала…

Он уже задумывался о том, чтобы продать свое имение Сен-Шан де Люз, но время было трудное, покупателей сыскать нелегко. «Все считают меня разоренным. Просто один ужас!! А налоги увеличили. Все друг друга боятся, и поэтому все вооружаются и вооружаются, а на это мы и платим непомерные налоги. Толкуют о мире, а за пазухой держат ножи. Черт их всех раздери!!! Вообще, сия цивилизация надоела мне хуже горькой редьки».

К осени после длительного отдыха он стал поправляться и вновь был полон планов на будущее.

Он понимал, что в 1937 году, когда исполнится сотая годовщина со дня гибели Пушкина, весь мир откликнется на эту дату. Для него Пушкин был величайшим из великих художников мира. С ним он не разлучался. Борис Годунов — это же Пушкин! Мельник — это же Пушкин! Самые любимые им романсы написаны на слова Пушкина. Он считал, что в долгу перед великим русским поэтом. Ах, если бы ему по голосу была партия Германа в «Пиковой даме»! Это была бы его лучшая оперная роль. Но Германа ему никогда не спеть. Есть «Алеко» с прекрасной музыкой Рахманинова. Что, если бы он вновь спел Алеко, загримировавшись Пушкиным? Ведь в «Алеко», — говорил Шаляпин, — поэт вывел себя самого!.. Он загорелся этой мыслью и даже сделал попытки найти литератора, который создал бы новый вариант либретто для оперы Рахманинова. Но этому не суждено было сбыться.

А пока он предпринял огромное, утомительное турне, как будто не задумываясь о своем физическом состоянии. Зальцбург, затем Париж, где пел в Русской опере, а далее: Белград, Загреб, Будапешт, Берлин, Вена, Хельсинки, Копенгаген, Осло. Когда выступал в Хельсинки, очень хотелось съездить в Куоккалу, где в свое время жил Репин, чтобы, сидя на берегу Финского залива, хоть издали поглядеть на Ленинград. Не успел, маршрут гастролей снова понес его вперед. Но концерты в Финляндии особо запомнились: «Принимали меня в Хельсинках, как будто бы я был в России, даже городовые финны, ненавидящие говорить по-русски, на пристани кричали на толпу: „Осади назад“, „Дай дорогу“».

А тут еще письмо из Ленинграда. От приятелей — оперного певца А. М. Давыдова, вернувшегося на родину из-за рубежа в начале тридцатых годов, от литератора Л. Л. Пальмского. Они настойчиво звали его вернуться домой, хоть ненадолго. Эти письма будоражили его. К тому же от Е. П. Пешковой, после их разговора в Париже, вестей больше не было. Впрочем, он только ожидал приглашения оттуда, а сам никаких шагов не предпринимал. Оставалось одно — каждый день слушать по радио Москву, Ленинград, слушать и тосковать…

В конце 1935 года началось новое далекое и тяжкое путешествие. Он отправился на гастроли в Японию и Китай кружным путем на японском пароходе, который повез его мимо Индии, Сингапура… Поездка длиннейшая, путь вел через тропики — дорога до Токио заняла 35 дней. Этой поездкой он как бы завершал кругосветное плаванье: побывал во всех частях света.