Татьяна Варнек - Доброволицы

Дальше ехали уже без приключений, пока было возможно, закупали продукты. Обратный путь длился ровно две недели.

В Петербурге на Варшавском вокзале сдали инвалидов и узнали, что наш поезд отбирается от Красного Креста и переводится в Красную армию. Я сразу же заявила, что больше работать не буду (откомандировалась 15 апреля 1918 года) и что хочу ехать к родным.

Но надо было из поезда перебраться домой. Кроме вещей, у меня были продукты: по пуду муки, сахару, немногим меньше пшена, масло, яйца, творог… Наша квартира была на Суворовском проспекте, в противоположном конце Петербурга. В это тревожное время она стояла закрытая. Я решила остановиться у моей тети Кобылиной, служившей во Вдовьем доме, около Смольного, недалеко от Суворовского. У нее была квартира в две комнаты и кухня, и она с радостью меня приняла.

Трамваи ходили редко и не везде. Тетя дала мне в помощь свою горничную, верную девушку, и начались наши «хождения по мукам»! Личные мои вещи доставить было легче, так как не страшны были обыски; мы, где могли, садились на трамвай, но путешествий сделали несколько. А когда начали носить продукты, дело пошло хуже. Складывали их в чемодан и, делая вид, что они легкие, шагали сперва от вокзала по железнодорожным путям, так как поезд загнали очень далеко, а затем через весь город. В трамваи садиться боялись и почти всю дорогу шли пешком. Но обе были молоды, и желание сохранить продукты давало нам силы.

Почти все я отдала тете, у которой кормилась, только небольшую часть разделила между остальными своими тетями: они уже так изголодались, что плакали, получая от меня по нескольку яиц, немного муки, сахару. Питались мы с тетей тем, что на нас отпускал Вдовий дом. Ужасная бурда, и очень мало, хлеба малюсенький кусочек, с соломой и совершенно неудобоваримый. Но, благодаря моим продуктам, не голодали.

Я приехала перед Пасхой. Ради праздника всем жителям Петербурга дали по селедке! А я привезла немного творогу, так что у нас был настоящий пасхальный стол.

Как только я поселилась у тети Мани, сразу же решила, что надо ликвидировать квартиру и ехать к родителям в Туапсе. Ни совета, ни разрешения от папы и тети Энни я получить не могла. Уже более полугода я не имела от них вестей и решила все взять на себя: я видела, что революция углубляется, ни о каком возвращении в Петербург не может быть и речи. Начались обыски, реквизиции или просто грабежи. К тому же летом кончался контракт на квартиру, а возобновлять его и платить было некому. Поэтому я решила раздать на хранение всем родственникам ценные и памятные вещи, остальное продать и деньги отвезти в Туапсе, правильно предполагая, что наши там нуждаются.

У меня работа закипела. Одновременно с ликвидацией квартиры стала узнавать, каким путем можно добраться до Туапсе и как получить право на выезд из Петербурга. Тогда разрешали выезжать только детям и старикам. Мне удалось узнать, что мои инвалиды помещены в Царскосельском лицее, в Пушкинском зале, где устроили госпиталь. Я поехала их навестить. Как грустно и тяжело было входить в наш дорогой Лицей и видеть, во что его превратили!

Мои инвалиды мне очень обрадовались и все наперебой стали рассказывать про свои несчастья. В госпитале их приютили временно, а дальше, по-видимому, ими не собирались заниматься: ни пенсий, ни пособий — никакой помощи. Они были совершенно потеряны. Спрашивали совета, но что я могла им посоветовать?

Я им рассказала про свои хлопоты, и многие из них стали приходить на нашу квартиру на Суворовский и по мере сил помогали мне.

Знаю, что кое-кому удалось уехать в провинцию, что стало с другими — не известно. Беготни и хлопот было много. Я узнала, что армянам и грузинам разрешают ехать на родину и даже дают поезда. Пыталась устроиться с ними, под видом, что я с Кавказа. У меня были знакомые армянские семьи. Сначала я думала, что удастся, но потом отказали, и надо было снова что-то искать. Поезда ушли, но потом я узнала, что их останавливали по дороге, грабили и многих расстреляли.

Неожиданно встретилась со знакомой барышней, нашей дальней соседкой в Туапсе, Верой Безкровной, она тоже стремилась уехать. Хотя мы мало знали друг друга, мы решили действовать совместно и ехать вместе. Наконец мне повезло: я в каком-то военном учреждении получила, как сестра, бумагу о демобилизации (это было очень модно и даже почетно) и разрешение ехать на родину на Кавказ. Вере тоже удалось достать какую-то бумажку. Так что с этим было покончено. Теперь надо было найти способ, как ехать: никто не знал, что делается на юге России, а тем более на Кавказе. Слухи ходили самые невероятные: говорили о каких-то фронтах, боях, о том, что там немцы, австрийцы, турки.