Виктория Колобова - Григорий Явлинский

— По соседству с нами жила женщина — жена английского коммуниста, пожелавшего переехать на постоянное место жительства в СССР. Его скоро забрали и больше никто его не видел. Она жила очень трудно, сильно нуждалась. Мои родители хотели помочь ей, но она не соглашалась принять помощь просто так. Тогда отец предложил ей заниматься со мной английским и она согласилась. Мне было тогда три или четыре года. Она занималась со мной английским много лет. Когда я учился в четвертом классе, она сказала, что для меня надо искать другого педагога, потому что она научила меня всему, что знала. Надо было изучать более подробно грамматику, короче говоря, нужна была другая школа. Тогда родители думали, что, может быть, английский поможет мне определиться с будущей профессией. И в пятый класс я пошел учиться английскому в другую школу. На английском там вели уроки математики, физики, многие другие. Некоторые предметы вели на украинском.

Переводчиком с английского Григорий Алексеевич не стал, но знание английского пригодилось. Я помню, с какой ревностью смотрел на него В. Черномырдин в Давосе. Тележурналисты, по-моему, специально «подсматривают» подобные ситуации. В начале 1998 года в Давосе с большим докладом выступал В. Черномырдин. Явлинскому дали всего лишь пять минут, но он «наверстал» свое, общаясь с коллегами в кулуарах, конечно же, на английском языке. Черномырдин читал доклад по-русски. Не знаю, хорош ли был его доклад, но, судя по телепередаче, Григория Алексеевича, сидящего в зале, слушали с большим интересом.

Его способность легко вступать в контакт, становиться душой компании заметна была еще в детстве. Его первая учительница говорила о нем:

— Общительный мальчишка был. Вокруг Гриши всегда были люди. Маленький такой, а страшно любознательный, читал очень много и рассказчик прекрасный. Я даже думала, что из него выйдет литератор или историк. Не могу сказать, что он был пай-мальчиком, но и не был непоседой. Надо отдать должное его родителям. Мама и папа уделяли ему и брату очень много внимания. Родители были для него примером. Для него не было и нет людей первого или второго сорта. Если бы мы сейчас встретились на улице, он подошел бы и поцеловал без всяких стеснений, неважно, кто там смотрит или не смотрит.

Да, действительно, у меня тоже сложилось впечатление, что он не соблюдает привычную, установившуюся в обществе субординацию. Во всяком случае я не услышала «начальственных» интонаций в его отношениях с подчиненными. И мне тоже было легко общаться с ним. Он держал себя естественно, просто. Это отмечали и многие другие, хорошо знавшие его. Причем среди них были не только учителя, близкие друзья, но и люди, волей судьбы оказавшиеся рядом с ним, очень разные и по социальному положению, и по образованию.

После восьмого класса он ушел из школы, чтобы иметь возможность зарабатывать деньги самому и иметь больше времени для занятий экономикой. Вначале был почтовым экспедитором, потом попал на фабрику кожаных изделий, но все это было не то. Не потому что зарплата маленькая, а потому что хотелось чего-то другого. Всегда в трудные минуты он шел к отцу. И сейчас тоже пришел к нему:

— Папа, не могу больше, работать нужно по-настоящему. А он мне: «Если матери не проболтаешься, помогу». У него был друг на стекольном заводе, и меня взяли туда учеником слесаря-электрика. День первый: мастер просит меня принести пассатижи (сказал бы просто — плоскогубцы!). Признаться, что не знаю, что это такое — не солидно. Решил, что я умный: принесу все, чему даже названия не знаю. Вот я и притащил несколько килограммов инструментов — все, кроме плоскогубцев.

Я был самый младший и надо мной подшучивали, иногда круто. Я лазил под помостами, где работали стеклодувы и расплавленное стекло брызгало и зажигало спецовку. Забирался под свод печи, шел над кипящим расплавленным стеклом. Температура — сотни градусов. Пока дойдешь, телогрейка задымится. Рассказывали, как один рабочий туда провалился — следов не осталось [8] Предоставлено пресс-службой «ЯБЛока». .

Однако, несмотря на то, что над ним подшучивали, относились к нему хорошо. В связи с этим любопытны отзывы о своем юном коллеге по слесарному делу Михайло Дмитриевича Андрейко:

— На завод Гриша пришел совсем мальчишкой. Работа наша — ремонт и обслуживание измерительных приборов. Самое страшное было — замена термопар — приборов, стоящих в центре печи. Печи такие старые, что кирпичи светятся, расплавленное стекло видно, а подходить нужно совсем близко, плюс жара… Тяжелая была работа, черновая, неблагодарная.