Анжела Ламберт - Загубленная жизнь Евы Браун

Ева не всегда снимала сама. Если ей нужен был студийный портрет, к ее услугам были лучшие специалисты — и не только Гофман. К концу тридцатых она устала от его хамского поведения и покровительственных манер (он продолжал обращаться с ней как с молоденькой ассистенткой) и отправилась на поиски других, более компетентных фотографов, способных создать ей новый лестный облик. Наибольший успех имел Вальтер Френтц, ведущий оператор фильмов Лени Рифеншталь и в то же время, что необычно, фотограф-портретист. Он точно знал, что ей нужно, и сделал ряд нежных, излучающих сияние портретов. Ему очень нравилась Ева. Похоже, он знал о ее сложных отношениях с Гитлером и вытекающих из них проблемах, заставлявших ее искать утешения в иллюзорном мире кино. Она изучала модные журналы и прилагала немало усилий, рафинируя свой имидж, делая прическу и макияж перед каждой фотосессией и позируя в сногсшибательных платьях. (Особенно любимое ею вечернее платье до пола из клиньев белого рубчатого атласа подчеркивало ее стройную фигуру и плоский живот.) Поводом для этих сессий часто являлась необходимость сделать фюреру подарок на день рождения. Он имел аскетические вкусы и ни в чем не нуждался. Что можно подарить такому человеку? Символически Ева снова и снова дарила себя, часто в белом — с прозрачным намеком.

В Бергхофе она то и дело пыталась поймать Гитлера в удачном ракурсе, но он остерегался фотографироваться в неформальной обстановке. Он предпочитал устоявшийся образ, который мог контролировать: в театральной позе, с выгодным освещением. Альфонс Шульц, работавший телефонистом в Бергхофе с середины тридцатых, замечал, что он редко и с большой неохотой глядел в объектив Евы. Траудль Юнге, принятая на службу в 1942 году (в возрасте двадцати двух лет — последняя и самая молодая секретарша Гитлера), вспоминала в своих мемуарах:

Она часто выходила с фотоаппаратом или кинокамерой и пыталась уговорить Гитлера позировать ей. Она была единственным человеком, кому разрешалось фотографировать его, но получить спонтанные, естественные кадры стоило немалого труда. Он хотел, чтобы его снимали ненавязчиво, как будто он об этом не знает, но когда светило солнце, он надвигал шляпу на глаза и нипочем не соглашался снять ее, потому что яркий свет его ослеплял. Или надевал солнечные очки. Но Ева вкладывала столько терпения и мастерства в свою страсть к фотографии, что ей часто удавались хорошие снимки, вопреки его сопротивлению… лучше: даже, чем у ее прежнего начальника и учителя Генриха Гофмана.

Иной раз на фотографиях, снятых другими людьми, Ева, смеясь, упрашивает его, и порой он ненадолго поддается. Но все равно только несколько фотографий изображают их вдвоем. Они воспроизводились в бессчетном количестве, создавая ложное впечатление их открытой близости на публике. На самом же деле от соблюдаемой им дистанции и его поведения с ней веяло подчас оскорбительной холодностью. На террасе Бергхофа — которая была и ее территорией тоже — он проявляет преувеличенную почтительность к Еве, одетой в полудетский костюмчик «дирндль». Ее руки сложены за спиной, как у послушной маленькой девочки, щиколотки нервно скрещены. По их позам никто бы не догадался, что они любовники. Первые шесть лет их отношений она жила под пятой Гитлера — бесконечно податливая семнадцатилетняя барышня.

Если на какой фотографии они и оказывались вместе, то на ней ставился штамп НЕ ДЛЯ ПУБЛИКАЦИИ — запрет, который ни одна немецкая газета не осмелилась бы нарушить. Ева не только не была знаменитостью — ее имени просто не существовало. За пределами Бергхофа ее практически никто не узнавал. Продавцам и посетителям магазинов в Берхтесгадене или в Мюнхене она казалась просто еще одной хорошенькой девушкой, разве что одетой лучше других. Ее работодатель и ее любовник совместными усилиями позаботились о том, чтобы сделать ее безликой, скрыть ее существование от внешнего мира.

Но с тех пор, как Еве исполнилось двадцать, не проходило и недели, чтобы она не сфотографировалась. Малейшее увеличение ее плоского живота было бы тут же замечено и подхвачено сплетнями. Я рассматривала ее через увеличительное стекло, особенно те снимки, где она в купальнике, с начала тридцатых по 1942 год, когда она регулярно спала с Гитлером, и не обнаружила никаких признаков беременности. Отсутствие каких-либо изменений в ее фигуре не является доказательством, но позволяет с достаточной степенью уверенности сбросить со счетов фантастические истории о ребенке, появляющемся через много лет после войны.