Анжела Ламберт - Загубленная жизнь Евы Браун

Разве могу я, зная об этом, сидеть за столом в своей теплой квартире и спокойно пить чай? Разве не попадаю я таким образом в число виновных? Что я скажу, когда меня спросят: «А что ты делал в это время?» С субботы берлинских евреев взяли в оборот. Отовсюду только и слышно, что не более двадцати процентов евреев или военнопленных выживают при перевозке, что в лагерях военнопленные мрут от голода, что бушуют эпидемии брюшного тифа и других болезней, что наши же граждане падают замертво от изнеможения…

Можно ли знать все это и жить как ни в чем не бывало?

Нравственная дилемма графа Гельмута фон Мольтке звучала так: «Раз мне это известно, не становлюсь ли я виновным в попустительстве, поскольку обо всем знаю, но не предпринимаю ничего, чтобы остановить зло?» Такие, как он, составлявшие, правда, весьма редкие исключения, в результате долгих поисков истины начинали считать себя если не виновными, то сообщниками. Следовательно, моральный долг велел им сопротивляться, пусть даже ценой собственной жизни — что и сделали граф фон Мольтке, фон Штауффенберг и еще две сотни связанных с ними людей.

В феврале 1942 года Геббельс упоминает, что Гитлер недвусмысленно заявил о своих планах в отношении еврейского народа. Четырнадцатого числа он записал в своем дневнике: «Фюрер в который раз выразил решительное намерение безжалостно очистить Европу от евреев. Здесь не должно быть места щепетильности и сентиментальности. Евреи заслужили свою катастрофу. Нам надлежит ускорить этот процесс, хладнокровно и без церемоний».

Логика смерти набирала обороты. «Безжалостно», «без церемоний» — тюремного заточения, принудительного труда, болезней и мук голода стало уже недостаточно. Предложенные новые меры хранились в строжайшем секрете и осуществлялись фанатиками, а не просто подчиненными, выполняющими приказ. Многие относились к своей задаче с отменным рвением. Один бывший работник Освенцима признавался сорок лет спустя, что истребление евреев до сих пор вызывает у него смешанные чувства:

Мы всегда помнили о том, что евреи — наши враги внутри Германии. Пропаганда воздействовала таким образом, что мы считали их уничтожение примерно тем же самым, что происходит обычно на войне. Чувство жалости или сострадания было бы неуместно. Дети — не враги, но кровь в их венах — враг. Угроза — в том, что им предстоит вырасти евреями, несущими опасность. Поэтому дети тоже заражены.

Рядовые немецкие граждане по большей части ничего толком не знали о концентрационных лагерях, помимо того, о чем сообщала пропаганда: есть места, где евреи и прочие неарийцы собраны для работ — каторжных работ, да, но в то время все работали на войну, как каторжники. Они не подозревали об «Акции 14f13», предписывающей эвтаназию для утративших работоспособность заключенных немецких и австрийских концлагерей. Хотя проповеди католического епископа фон Галена, яростно обличающие эвтаназию и убийства заключенных в лагерях, доходили до ушей многих католиков и обсуждались самыми смелыми. В декабре 1941 года в центре уничтожения города Хелмно начали действовать первые газовые камеры. Затем, весной 1942 года, аналогичные устройства для массовых убийств были установлены в лагерях Освенцим, Собибор, Бельзек и Треблинка. Лишь ничтожная (возможно, меньше десяти процентов) часть населения знала о замалчиваемых зверствах в поездах с заключенными и лагерях уничтожения, которые не случайно располагались далеко, в Польше. Это не пристрастная оценка сторонника нацистов, цифру приводит граф Гельмут фон Мольтке, в марте 1943 года писавший другу в Стокгольм: «По меньшей мере девять десятых населения не знают, что мы убили сотни тысяч евреев. Они все еще считают, что евреев просто отделили от нас и отправили на Восток, откуда они родом. И что живут они там, может быть, и беднее, зато не подвергаются воздушным налетам». Скептически настроенные десять процентов могли заподозрить, что это далеко не так, но полный доступ к информации имело только очень ограниченное количество лагерных надсмотрщиков, должностных лиц и охранников, ответственных за выполнение жуткой работы.

Еще один порядочный немец по имени Ульрих фон Хассель сопротивлялся поднимающейся волне массовых убийств и поплатился за это жизнью. Консервативный дипломат старой закалки, он служил послом Германии в Риме с ноября 1932 года. Высокий, изысканный, владеющий несколькими языками, фон Хассель также принадлежал к числу основателей «кружка Крайзау». Он и его единомышленники подвергались непомерному риску, создавая оппозицию Гитлеру. Тем более что с 1942 года он знал, что гитлеровская тайная полиция следит за каждым его шагом. Дневники фон Хасселя проникнуты ужасом и стыдом за обращение с евреями и советскими военнопленными, каковое он называл «сатанинским варварством». «Война на Востоке чудовищна — это возвращение в первобытное состояние». В ноябре 1941 года он написал: «Всякий порядочный человек испытывает отвращение, глядя на бессовестное обращение с евреями…»