Елена Таничева - Грейс Келли. Как стать принцессой…

Между тем, родители уже успели выспросить Грейс о претенденте на ее руку. И готовили жениху «торжественную встречу». Брат Грейс, Келл, признался, что мать заранее рассказала ему, что из себя представляет Дон Ричардсон: «Она велела мне в пятницу привести к нам домой троих моих самых симпатичных и спортивных друзей. Один из них был олимпийским чемпионом в плавании стилем «баттерфляй» и внешне смахивал на Кирка Дугласа; второй был здоровенным на вид парнем, похожим на штангиста (он был моим партнером в гребле и вдобавок подрабатывал спасателем в Оушн-Сити). Пригласил я также и третьего — высокого, крупного парня, тоже из пловцов. Я намекнул им, что этот режиссеришка — настоящий хлюпик (так я понял из рассказа моей матери). Когда они вошли в комнату, то с такой силой стали пожимать этому парню руку, что он в две секунды оказался на полу».

Грейс Келли с родными в Оушен-Сити, Нью-Джерси. Сентябрь 1954 г.

Младшая сестра, Лизанна, вспоминала другое: «Весь их разговор сводился к евреям: еврейские анекдоты, еврейский акцент и все такое прочее. Я готова была сквозь землю провалиться. Мне с трудом верилось, что это все происходит со мной».

Для Дона встреча с родными Грейс оказалась тяжелым испытанием. «Они все выглядели потрясающе, напоминая персонажей рекламного ролика. Ее отец был просто великолепен. Он выглядел как греческий бог. Они все выглядели как греческие боги. Мать тоже была хороша. Старшая сестра — писаная красавица, младшая же — еще ребенок. У брата была мощная шея, как у Сильвестра Сталлоне».

Грейс в присутствии родных стушевалась и за все время встречи не проронила ни слова.

«Я не верил своим глазам. Вместо привычной Грейс в углу сидела худенькая, молчаливая, испуганная девчушка — та самая, которую я однажды вечером встретил в лифте, — возмущался Ричардсон. — Тот ужин стал одним из самых чудовищных событий в моей жизни. Я ведь был уже взрослым человеком. Кроме моей работы в академии, я уже начал ставить в Нью-Йорке спектакли с участием Хелен Хейс. Но для них все это было пустым звуком. Когда мы наконец вернулись в дом ее родителей, отец задержался на лестнице, желая убедиться, что я действительно пойду к себе в комнату, а она — к себе. Последнее, что он сказал мне: «Утром мы едем в церковь. Не желаете присоединиться?» — можно подумать, ему не было известно, что я еврей».

Актриса на фотосессии для фильма «Поймать вора»

Но худшее ждало его впереди.

Дон и Грейс отправились навестить дядю Джорджа (который, в отличие от Джека Келли и его семейства, принял Ричардсона вполне доброжелательно), потом Грейс покатала возлюбленного по городу, показывая места, с которыми у нее были связаны особенно теплые воспоминания. Они беседовали: Дон говорил, что ее родители никогда его не примут, и что Грейс нужно сделать выбор в пользу свободы и карьеры, и их брака, и немедленно уехать. Грейс упорно твердила, что ее родители — милые люди, и что он это поймет, когда познакомится с ними поближе.

Когда они вернулись домой, Ма Келли ждала их на пороге.

— Грейс, немедленно иди в свою комнату! — скомандовала она дочери.

Грейс испуганно покорилась.

Развернувшись к Дону, Ма Келли рявкнула:

— Я требую, чтобы вы сию же минуту покинули этот дом!

Поднявшись в комнату, которую ему отвели в доме Келли, Ричардсон обнаружил, что его вещи обыскали. «Все было выброшено, — с отвращением и возмущением вспоминал он годы спустя. — Она даже и не подумала замаскировать то, что натворила. У меня с собой было письмо от моего адвоката о новом рассмотрении моего развода. Оно валялось открытое сверху, а рядом — конверт. А по соседству — упаковка презервативов, которые я прихватил на тот случай, если нам с Грейс удастся где-нибудь уединиться. Грейс всегда оставляла заботу о подобных вещах мне».

Когда Дон уезжал, дом казался пустым. Он не смог даже попрощаться с Грейс.

«Я выплакала все глаза, я прошла через настоящий ад, если не хуже» — писала она три недели спустя своей подруге по «Барбизону». Родители узнали о ее связи с мужчиной, который еще не был разведен, и о том, что Грейс больше не девственница. Теперь они грозили ей заточением, хотели запретить возвращение в Нью-Йорк.

Во время конной прогулки