Андрей Жуков - Барон Унгерн. Даурский крестоносец или буддист с мечом

06 этом предупреждал и оказавшийся в эмиграции святитель Феофан (Быстров), епископ Полтавский, бывший одно время духовником царской семьи. Говоря о «тепло-хладности», проявленной русским народом (в том числе и по отношению к покинутой царской семье) в трагические дни всеобщей смуты, епископ Феофан предупреждал, что за свою теплохладность мы будем наказаны Господом: «Он свое отмщение воздаст не только им (т. е. большевикам. — А. Ж.), но и нам», — писал святитель.

По большому счету идеалом подавляющего большинства вождей Белого движения была отнюдь не «Святая Русь» и даже не конституционная монархия, а чисто западная модель либерально-технократической цивилизации. Но именно данная модель безоговорочно проигрывала большевикам в своеобразном «состязании идей». Противостоять мощному напору коммунистической мифологии, носившей ярко выраженный мессианский, религиозный характер и проповедовавшей «царство справедливости и свободы» здесь, на земле, могла лишь идея Самодержавной Монархии, которая несла на себе отсвет Иного Бытия (запечатленного в таинстве Помазания на царство) и обладала опытом многовековой традиции. Русская монархия имела за собой исконность, давность, и именно простой народ был особенно чувствителен к этому мистическому, сакральному характеру царского режима. По многочисленным свидетельствам современников, еще в 1920–1921 годах среди крестьянской массы, вдоволь насмотревшейся на самые разные власти, от большевицкой до либерально-демократической, стали возникать картины грядущего избавления отнюдь не в духе почти анархического «мужицкого рая» и самостийной «жизни по своей воле»: сквозь надвигавшийся мрак «Каинова владычества» мерещилась фигура русского царя, который скрывается простым мужиком в глухих сибирских деревнях и появится снова на своем троне, очистив Россию от большевиков и «господ-буржуев», свергнувших его с престола. «Тогда мы их тут всех живьем в землю закопаем, — говорили мужики. — Будет царь и народ, а между ними не будет никого».

Промонархические настроения русских крестьян неоднократно использовали для достижения своих интересов и большевики. Генерал К. В. Сахаров, воевавший против коммунистов на Восточном фронте Гражданской войны, вспоминал, что один из краснопартизанских командиров, бывший штабс-капитан Императорской армии Щетинкин (судьба Щетинкина пересечется с судьбой барона Унгерна позже, летом 1921 года), действовал против колчаковцев, прикрываясь царским именем. Одна из большевицких прокламаций, доставленная белой контрразведкой в штаб армии генерала Сахарова, гласила: «Пора кончать с разрушителями России, с Колчаком и Деникиным, продолжающими дело предателя Керенского. Надо всем встать на защиту поруганной Святой Руси и русского народа. Во Владивосток приехал уже великий князь Николай Николаевич, который и взял на себя всю власть над русским народом. Я получил от него приказ, присланный с генералом, чтобы поднять народ против Колчака… Ленин и Троцкий в Москве подчинились великому князю Николаю Николаевичу и назначены его министрами… Призываю всех православных людей к оружию, за царя и советскую власть…» По словам приближенного к адмиралу A.B. Колчаку Г. К. Гинса, Щетинкин неоднократно действовал от имени белой армии и выступал от лица великого князя Михаила Александровича. В наше время такие действия и прокламации подобного содержания политтехнологи называют «черным PR-ом». Конечно, это была демагогия, но, как отмечал русский историк С. П. Мельгунов, «подпольная демагогия удается только тогда, когда имеется для воздействия подходящая среда. Среду эту составляли не только «серебряная гвардия» — люди порядка, консерваторы деревни… которые желали восстановления твердой власти…» В своем фундаментальном исследовании «Трагедия адмирала Колчака», опубликованном в эмиграции в 1930–1931 годах, С. П. Мельгунов приводит и другие примеры народного, «крестьянского монархизма»: «… на Алтае… появился лжецаревич Алексей, и в деревнях его встречали с колокольным звоном, и быстро переходили на его сторону все местные «большевики». Самозванцем оказался кошагачский почтово-телеграфный служащий Пуцято… Не только деревня, но и целый город переполошился, когда в Бийске была принята телеграмма на имя Верховного правителя: «Не желая погибнуть от рук большевиков, прошу дать вооруженную охрану. Цесаревич Алексей». Парень 18–19 лет, одетый в матросский костюм, произвел в XX в. такую сенсацию, что затмил славу Хлестакова… За «цесаревичем» был из города отправлен воинский отряд, приготовлено два лучших номера в гостинице, и устроен в честь высокого гостя обед…»