Дайана Энрикес - Чародей лжи. Как Бернард Мэдофф построил крупнейшую в истории финансовую пирамиду

Возможно, все еще ожидая, что мир придет в равновесие, Питер выпаливает: «Ты должен сказать сыновьям».

Марк и Эндрю говорили дяде Питеру, что беспокоятся за отца, которого в последние недели все больше гложут заботы. Братья то и дело спрашивали: «С отцом все в порядке?» Питер видел, что они напуганы. «Ты должен им сказать!» – повторяет он.

Берни кивает. Он скажет, скажет. Просто все никак не решит когда.

Утром Элинор Скиллари видит, как Рут Мэдофф ненадолго заходит в офис. По распоряжению Берни она снимает 10 миллионов со своего брокерского счета в Cohmad и кладет наличные на свой счет в банке Wachovia, чтобы в случае чего у нее была возможность выписать мужу чек. Ничего удивительного, если она думает, будто мужу деньги нужны для покрытия изъятий из своего хедж-фонда – вероятно, она вспоминает февральский набег на Bear Stearns и опасается, что у Берни вот-вот возникнут те же проблемы – паническое изъятие вкладов. Всем известно, что рынок лихорадит.

Мэдофф сидит за столом с девяти часов утра и невозмутимо работает с бумагами, вернее с цифрами. На самом деле он, вероятно, подписывает три-четыре десятка из сотни чеков, которые на прошлой неделе подготовил Дипаскали, – на общую сумму 173 млн долларов, – чеков для друзей, сотрудников и родственников, чтобы обналичить их инвестиционные счета.

С утра пораньше к нему заходит Питер Мэдофф, требуя немедленно поделиться страшными новостями с сыновьями. Берни соглашается, вот только он по-прежнему не знает когда. Вечером у них корпоративная вечеринка. Пожалуй, это не самый подходящий момент. Когда он все расскажет сыновьям, им понадобится время, чтобы с этим свыкнуться. Может быть, стоит подождать уик-энда.

Он звонит Соркину и просит перенести время их встречи на десять утра следующего понедельника, 15 декабря. «Ладно», – говорит Соркин и вносит изменение в деловой график.

Но ход событий от Мэдоффа больше не зависит.

Тем же утром Марк и Эндрю Мэдоффы, стремительно минуя стол Скиллари, проходят в кабинет отца. К ним (по ее словам) присоединяется Питер, он устраивается на диване рядом с письменным столом, сидит нога на ногу, сложив на груди руки, весь поникший, «будто из него выпустили воздух». Марк и Эндрю занимают места перед столом, спиной к двери.

Сыновья Мэдоффа не привыкли оспаривать управленческие решения отца. В конце концов, бизнес целиком принадлежит ему, до последней акции. Если отец хочет уволить их сегодня же, пусть увольняет. Но они должны кое-что сказать ему. Марк поднимает тему бонусов – мол, они с Эндрю единодушно считают, что это было бы преждевременно и необдуманно.

Вначале Мэдофф пытается их переубедить. Все как он им говорил: удачный был год, он получил прибыль благодаря грамотному управлению капиталом и полагает, что сейчас самое время распределить деньги.

Сыновья стоят на своем. Доводы отца их не убеждают. Разве не разумнее было бы придержать деньги на случай, если понадобится пополнить капитал фирмы? Они упорствуют, их отец начинает заметно нервничать. Он встает с места, смотрит поверх их голов в сторону овальной приемной. Его кабинет – стеклянный аквариум. Как мог человек, которому есть что скрывать, оказаться в ситуации, когда ему негде поговорить с сыновьями с глазу на глаз?

Он объявляет сыновьям, что больше не может «держать все в руках». Им нужно поговорить наедине, и он просит их перенести разговор в его квартиру на Восточной Шестьдесят четвертой. Он звонит Рут и говорит, что вместе с сыновьями направляется туда.

Воспоминания об их уходе нелогичны, путаны и обрывочны, – вероятно, в свете последующих бурных событий. Элинор Скиллари вспоминает, что спросила Берни, куда они идут, и в ответ услышала: «На улицу». Она помнит, как Марк пробормотал что-то о рождественских покупках. Один из сыновей Мэдоффа достает его пальто из стенного шкафа и помогает отцу одеться. Тот поднимает воротник, как если бы уходил навстречу буре. Скиллари помнится, что, когда она звонила на семнадцатый этаж, чтобы один из водителей подал машину, была еще только половина десятого утра. Но, по словам водителя, на то, чтобы подогнать к выходу седан, у него ушло часа полтора. Вряд ли все трое стояли в зимних пальто и полтора часа ждали автомобиль, если можно было остановить такси или минут за пятнадцать – двадцать дойти до квартиры пешком. На этот счет никто не дает вразумительного объяснения.

Наконец они садятся в большой черный седан. Марк впереди, Эндрю с отцом сзади. Разговор ведется на нейтральную тему, которую можно спокойно обсуждать в присутствии водителя, – о внуках Берни. Они подъезжают к дому и поднимаются на лифте в пентхаус.