Моисей Кроль: Страницы моей жизни

Хочется верить, что издание мемуаров М.А. Кроля будет той самой «памятью» и о нем и о целой эпохе, которая просматривается сквозь страницы его книги.

Оригинал рукописи мемуаров М.А. Кроля «Страницы моей жизни» хранится в Гуверовском институте войны, революции и мира (Hoover Institution on War, Revolution and Peace. N 88018–8.47). Рукопись подготовлена к печати доктором исторических наук Н.Л. Жуковской и А.Э. Тенишевой, выполнившей огромный объем организационной и технической работы по переводу «слепого» архивного текста на электронный носитель и составлению комментария. Мы сохранили по возможности авторскую орфографию, исправив только откровенные машинописные ошибки в тексте. Многие фамилии людей, с которыми свела М.А. Кроля жизнь, даны в тексте без инициалов. В одних случаях автор их не знал, в других – не помнил, о чем неоднократно пишет сам. Это усложнило поиски информации об упомянутых лицах для составленного указателя имен и ряд из них не вошел в соответствующий комментарий. Огромная благодарность фонду «Международный исследовательский центр российского и восточноевропейского еврейства», выдавшему грант (№ 02–06) на подготовку рукописи к печати.

Н.Л. Жуковская

Сколько я ни думаю, под чьим воздействием и под влиянием каких обстоятельств я стал принимать участие в русском революционном движении, я не могу этого установить.

Я не помню, чтобы кто-нибудь меня «пропагандировал» или «развивал». В мои отроческие, а позже и в юные годы никто не убеждал меня, что надо освободить Россию от самодержавного гнета и что это возможно сделать только революционным путем.

С десятилетнего своего возраста я имел очень близкого друга – ровесника, Льва Штернберга. Любя друг друга детской, немного экзальтированной любовью, мы проводили вместе очень много времени, мы делились нашими маленькими радостями и печалями. Мы также много читали вместе, и так из года в год мы росли умственно и морально и совершенно незаметно стали революционерами. Это был очень глубокий и интимный процесс, который совершался в нас долго и бессознательно, но который в определенный момент выявился перед нами как большая радость, как своего рода откровение. Лично я пережил этот момент весьма глубоко. Очень уж велико было расстояние между религиозным воспитанием, которое я до двенадцатилетнего возраста получал в хедере, и той новой верой, к которой я приобщился со всем жаром моей прозревшей юношеской души.

Покуда я учился в хедере, весь известный мне мир замыкался в тесных рамках моей семьи. Знал я также десяток бедных евреев, живших на нашей улице. О том, что происходило на белом свете, я не имел ни малейшего представления. Изучая Библию и Талмуд, я, в сущности, жил всеми своими помыслами в давно ушедшем прошлом.

Как звуки из другого, неведомого мне мира, ворвался в мою жизнь спор между двумя моими родственниками, приехавшими к нам на несколько дней в гости. Это был яростный спор по поводу франко-прусской войны. Мои родственники неистово ругали друг друга, и я сильно боялся, что дело закончится дракой. Мне было тогда восемь лет, и из этой немало меня пугавшей ссоры я понял только одно: что где-то существуют два государства, Франция и Германия, и что эти государства ведут между собою очень жестокую войну, вроде той, которую евреи вели в Палестине с амоликитянами.

С таким достопримечательным багажом я прожил до двенадцати лет, когда мой отец решил определить меня в гимназию. Имея в виду, что подготовка займет минимум полтора-два года, отец решил, что я по своему возрасту должен поступить прямо в четвертый класс.

Легко себе представить, какая напряженная работа выпала на мою долю. Пришлось начать чуть ли не с азов – учиться правильно говорить и писать по-русски. А затем надо было взяться за арифметику, географию, историю, изучать языки – немецкий, латинский, греческий. Чтение книг у меня также отнимало много времени – словом, работы было по горло. Но меня это не смущало; более того: мои занятия мне доставляли огромное удовлетворение. Передо мною открывался чудесный мир знания, и каждый день я приобретал что-нибудь новое. Все это мне придавало энергии, и я с большим усердием продолжал свои занятия.

Моя цель была достигнута: через два года я поступил в четвертый класс житомирской классической гимназии.

Переход от хедера к гимназии был слишком резкий и повлек за собою немало неприятных для меня последствий.