Алексей Шахурин - Крылья победы

- Борис Михайлович, вы опаздываете на лекцию!

- Александр Иванович,- услышал он в ответ,- я не могу опоздать на лекцию: без меня она не начнется.

- Конечно,- улыбнулся Тодорский,- без вас она не начнется. Но перемножьте, профессор, пять минут на число слушателей в вашей аудитории и вы увидите, сколько знаний и сколько удовольствия они потеряли.

Земский на лекциях стал появляться вовремя.

Общаться с Александром Ивановичем было очень приятно. Высокий, полный, с бритой головой, он говорил окая, не торопясь, почти всегда с юмором. Его пухлое розовое лицо редко не искрилось улыбкой, а глаза - небольшие, с белесыми бровями - в это время были почти невидимыми.

Тодорский глубоко вникал в работу научного совета академии, что мне, как ученому секретарю, было очень заметно.

Яркое впечатление осталось у меня от приездов в академию начальника Управления Военно-Воздушных Сил Якова Ивановича Алксниса. Видел я его всего несколько раз, однажды даже докладывал ему план научно-исследовательской работы в академии. Алкснис был очень требователен и строг. К каждому его приезду, если об этом удавалось узнать заранее, мы готовились очень тщательно. И в смысле общей готовности, и в смысле внешнего порядка. Не говорю уж о чистоте помещений, лабораторий, опрятности одежды, белизне подворотничков многие повторно брились, если визит бывал не с утра. Доклады Я. И. Алкснис признавал только деловые, причем короткие и четкие. Свой рабочий день он начинал с аэродрома, личных полетов на самолетах. В летний лагерный период Яков Иванович на своем самолете перелетал из лагеря в лагерь, проверяя подготовку личного состава. По поручению Я. И. Алксниса научно-исследовательскую работу в академии проверял Ф. Ф. Новицкий, бывший генерал царской армии, выполнявший у Якова Ивановича особые поручения. Это был широко образованный и очень скромный человек.

Работы в академии у меня было много. Меня не раз избирали в партийные органы подразделений академии, был и секретарем парторганизации штаба, а в начале 1937 года стал еще и членом райкома партии. Несмотря на такую нагрузку, работал с большим интересом. Поначалу я жил далеко от академии. Поэтому уезжал из дому рано, а возвращался поздно. Иной раз так за день накрутишься, что забываешь о еде, а спохватишься - уже все закрыто и столовая, и буфет. Потом дали квартиру рядом с академией. Это экономило много сил.

В один из дней августа 1937 года меня вызвали в Ленинградский райком партии. Секретарь райкома расспросил о том, как я работаю и живу. Рассказал все как было: работа интересная, дел много, жаловаться не на что. Выслушав это, секретарь сказал:

- Завтра в девять часов вечера будьте в приемной первого секретаря Московского комитета партии.

В назначенный час явился туда. Ждать пришлось долго, секретарь где-то задерживался. Наконец он приехал. Приглашают. Вхожу в кабинет Н. С. Хрущева. Вид у него усталый, чем-то недоволен. Спросил, где я работал прежде, что делаю сейчас. И вдруг неожиданный вопрос:

- Вы по национальности татарин?

- Нет,- отвечаю,- русский. Родился в двадцати километрах от Москвы, в деревне Михайловское, там полдеревни Шахуриных.

Разговор пошел дальше. И тут Хрущев говорит:

- Центральный Комитет партии имеет в виду назначить вас парторгом ЦК на крупный авиационный завод. Как вы на это смотрите?

Ответил, что не хотел бы уходить из академии, нынешняя работа мне нравится.

- Сейчас,- пояснил он,- есть установка ЦК посылать на партийную работу в промышленность инженеров.

Тогда я заметил, что не хотел бы расставаться с армией. К тому времени я уже имел звание военного инженера второго ранга.

- А вы останетесь в кадрах армии. Возразить мне было нечего:

- Если надо, я готов.

- Ну вот и хорошо. На днях вас вызовут в ЦК.

Академию покидал с большим сожалением. За пять лет привык к напряженной, творческой обстановке, к людям, сработался с ними.

Авиационный завод, где я стал парторгом ЦК ВКП(б), был одним из крупнейших предприятий авиационной промышленности. В то время завод готовился к выпуску цельнометаллического американского самолета "Вулти" вместо нашей "Чайки". Осваивали большое количество закупленного за границей оборудования - падающие молоты, прессы, специальные станки. Парторганизация завода насчитывала более тысячи человек. Теперь такая организация существовала бы на правах райкома, а стало быть, имела целую сеть первичных парторганизаций, где рассматривались бы прием в партию или персональные дела, другие вопросы, а партком только утверждал их решения. А у нас все решали на общем собрании. Хорошо, что поблизости находился вместительный Дворец спорта, так как на открытые партсобрания собиралось более двух тысяч человек.