Наталья Кончаловская: Волшебство и трудолюбие

Летим, летим, и чем выше, тем спокойней и неподвижней в корпусе самолета. Начинается обычная, особая, полная покорности судьбе жизнь между небом и землей. В эту минуту чувствуешь какой-то прилив уважения и даже нежности к экипажу самолета, с упованием глядишь в спокойные лица механиков, радистов и стюардесс, выходящих из узких дверей, прислушиваешься к их смеху и таинственным, отрывистым переговорам, с готовностью берешь леденцы с подноса, которыми обносят пассажиров молодые девушки в форме. Тебе приносят журналы, завтрак на легких деревянных подносах, предлагают фруктовый сок, шампанское, коньяк, ты ешь почему-то в обязательном порядке, даже если не голоден, чтобы все время осязать и ощущать реальность существования в почти нереальном, в почти безвоздушной атмосфере, где 60 градусов ниже нуля за дюралюминиевой оболочкой, в которую замкнуты больше полета драгоценных человеческих жизней.

Через три с половиной часа мы плавно, незаметным толчком обретаем нашу родную посадочную полосу среди трав, и уже наши какие-то русские цветики, встречая нас, кланяются нам до земли…

Стюардесса с пухлым беленьким личиком под синей пилоткой, сдвинутой на соболиную бровь, улыбаясь, протягивает мне сувенир, которые преподносят пассажирам. Это опять же «порт-кле» — круглая бляшка, на синей эмали — серебряный корпус Ила. А с обратной стороны… О! С обратной стороны кое-что ошарашивающее вас: передвижной календарь — 1972–1997 год! Все месяцы, дни и числа на двадцать пять лет вперед! Я в оцепенении смотрю на этот черный диск, потом робко поворачиваю его и вижу: 1991 год, январь, 20-е число — воскресенье. И сразу осознаю всю неминуемость рока. Нет, лучше не вертеть диска, который содержит твои годы, месяцы и дни с неизвестными горестями и радостями, цифры, среди которых последний день и число твоего существования…

Лучше я повешу на это колечко ключ. Ключ, на который я запру мою «Кладовую памяти», выбрав из нее все, что накопилось, и я запираю ее до следующего посещения!