В Арль мы вернулись поздно вечером, усталые и довольные.
На следующий день моим друзьям из посольства надо было выезжать в Париж. Нам с Жюльеттой не хотелось оставаться одним в Арле, и потому, пораньше позавтракав в отеле «Арлатен», распрощавшись с любезным хозяином, объявившим, к нашему вящему удовольствию, что за наше пребывание все уплачено муниципалитетом, мы вышли из «Арлатена» на узенькую улочку, в которой едва помещался наш «рено». Мы с Жюльеттой заняли места на заднем сиденье. Теперь я везла вместо манускрипта два гигантских словаря, составленных Мистралем.
Вылавировав по закоулкам Арля, мимо еще закрытых магазинчиков и каких-то учреждений, на главный бульвар Клемансо, проехав мимо уже шумного рынка, мы покатили по пустынному в этот час, сверкающему на солнце шоссе и вскоре мчались на большой скорости по автостраде. Опять Лион с дымными заводскими трубами, опять Дижон… И вот тут Жюльетта уговорила нас заехать к ней в имение, доставшееся ей после смерти мужа, который был внуком президента Карно, в 1894 году убитого анархистом Казерно в Лионе.
Имение это со старинным домом находилось как раз на нашем пути в Париж, в местечке Пуйи. Когда хозяева автострады проводили эту магистраль, они охватили около пяти гектаров земли, принадлежавшей внуку покойного президента, и теперь дорога в имение сворачивала непосредственно с автострады.
Дом Жюльетты стоял перед открытой лужайкой, с трех сторон окруженный старыми липами, могучими голубыми елями и пихтами. Это был, со всеми ему присущими традициями французского «палэ», двухэтажный каменный дом с высокими каменными трубами, узкими переплетчатыми окнами, балконами и широкой деревянной лестницей, ведущей на второй этаж, кругло и плавно изгибающейся внутри дома.
Большой кабинет с панелями темного дуба, с охотничьими регалиями в виде рогов и шкур зверей, убитых на охотах Жюльеттой и ее мужем, которого она всегда называла «капитаном». Оба они были страстными любителями охотничьего спорта. На стенах висели старинные гравюры и портреты покойного президента и его отца. Все оставалось здесь, как много лет тому назад, но все носило отпечаток старомодности, обветшалости и одиночества хозяйки.
Старинная столовая сама говорила о своей заброшенности только запахом не согретых хозяйским теплом спинок массивных дубовых стульев и кресел и тусклым стеклом буфетных створок. Здесь давно не обедали, а обедали в просторной, светлой кухне, и только спальни на втором этаже свидетельствовали о том, что в доме живут и любят его.
— Вот в этой комнате, — говорит мне Жюльетта, показывая на дом, — жил твой отец, Петр Петрович. Он гостил у нас с капитаном в 1926 году. Он рисовал из этого окна, только тогда вместо пустой лужайки здесь были раскинуты цветники с аллейками и скамейками. Деревья эти были молодыми, а мои дети, Франсуа и Поль, совсем маленькими, а теперь их дети ходят в школу… — Жюльетта с нежностью смотрит на меня черными блестящими глазами. Она каждый раз говорит о Петре Петровиче, захлебываясь восхищением…
Мы спускаемся по комфортабельно-плавной лестнице и выходим на террасу.
— Да, если этот дом привести в порядок, отремонтировать, обновить, то будет маленький дворец, — задумчиво говорит Юрий Васильевич.
— У меня, к сожалению, нет средств на это. Пенсия маленькая.
— А дети?
Жюльетта, улыбаясь, смотрит на Юрия Васильевича.
— Дети мои — чудаки. Дочь замужем, живет в Париже и занимается только своими двумя мальчишками. А сын Поль, который по образованию археолог, и очень талантливый, отказался от работы в Париже, ушел от общества, женился и занялся хозяйством. Он живет здесь же, в Пуйи, в маленьком доме для сторожей, с женой и двумя детьми. Он пашет, сеет, огородничает, виноградничает, разводит телят на убой. Словом, он — фермер. Терпеть не может Париж, буржуазное общество, городскую жизнь… Да вот он и сам идет знакомиться с вами…
Из-за деревьев шел к нам еще молодой, невысокий человек в робе. В руках у него были две бутылки белого вина. На загорелом лице серые глаза, опушенные пшеничного цвета ресницами, смотрели чуть насмешливо, густые рыжеватые волосы лохматились над высоким, упрямым лбом. Весь он был ершистый и мятежный, словно всегда готовый отразить нападение. Чувствовал он себя свободно и уверенно, хотя движения его были сдержанны. Жюльетта познакомила нас, и мы уселись перед террасой за садовым железным столиком, на таких же креслицах. Вскоре появилась жена Поля, худенькая, ничем не примечательная особа, но, видимо, умевшая здорово держать в руках мужа. Именно она только с одним помощником-работником могла снять весь урожай винограда и распорядиться с хранением массы овощей и фруктов. Прибежали и дети — дочка-подросток, длинноногая, крупная блондинка скандинавского типа, и сын, шустрый рыжий мальчик лет девяти.
Читать дальше