Валерий Шамбаров: Белогвардейщина

О причинах революции 1917 г. до сих пор спорят ученые. Одни выводят ее корни еще из реформ Петра, расколовших единство общества, другие из времен Александра I и Николая I, надолго затормозивших всякие реформы, третьи сводят эти причины к неизбежным издержкам перехода к капитализму и неудачам мировой войны. Столь детальное исследование выходит за рамки этой работы. Но стоит, пожалуй, отметить одну важную особенность - если оценивать ситуацию глазами сегодняшнего россиянина, то никаких причин для революции, собственно, и не было. Потому что никогда после 1917г. Россия не смогла достичь дореволюционного уровня благосостояния своих граждан.

Россия накануне гибели была одной из ведущих мировых держав, пользовалась огромным международным авторитетом, зачастую выступая определяющей силой или третейским судьей во всех вопросах европейской и мировой политики. Страна находилась на невиданном взлете своей культуры, блистая целыми плеядами великих писателей, поэтов, художников, театральных деятелей, музыкантов, философов... Не зря начало века прозвали Серебряным веком русской культуры.

Россия была одним из крупнейших экспортеров сельскохозяйственной продукции. Уж корову-то в деревнях самая бедная семья имела. И "эпидемии" голода, опустошающие целые области, только при советской власти начались. А земельный вопрос, если уж на то пошло, был острым только в центральных, европейских губерниях - тогда еще перенаселенных. Не зря же Столыпин ставил на переселенческую политику. Скажем, в Забайкалье бедняцкими считались хозяйства в 15 голов крупного скота плюс 30 овец. А богатыми считались люди с тысячными стадами и десятитысячными отарами. Что уж говорить, если после трех лет тяжелейшей и напряженнейшей мировой войны были введены карточки только на сахар! Ни на мясо, ни на хлеб ограничений не существовало - они лишь подорожали (не очень сильно по сегодняшним меркам), и за самыми дешевыми сортами продуктов стали возникать очереди.

В отношении развития промышленности Россия, конечно, отставала от ведущих держав Запада, но это отставание было не таким уж сильным, как накопилось за эпохи советской власти и демократии. А в начале века выступала если и не на равных с этими державами, то по крайней мере, в одном ряду. Достаточно вспомнить, что одной из причин мировой войны стала таможенная политика Германии, пытавшейся защитить свои товары от российской конкуренции. Там же, где техническое отставание все же сказывалось, оно компенсировалось участием в международных концернах, которые широко действовали на русской территории и акционерами которых выступали и отечественные фирмы. Что касается положения рабочих, то, по свидетельствам современников, их благосостояние и условия труда были намного лучше, чем, например, у рабочих Англии в тот же период. По воспоминаниям Н. С. Хрущева, он даже в должности секретаря Московского горкома КПСС получал меньше и имел меньше благ, чем в бытность простым рабочим до революции. Ведущие предприниматели, прочно вставшие на ноги - скажем, в текстильной промышленности, - заботились не только о бытовых условиях и оплате, но и о культурном развитии своих работников, устраивая поездки в театры, музеи, концерты знаменитостей. Об условиях труда красноречиво говорит тот факт, что большинство фабрик и заводов, выстроенных до революции, без существенной реконструкции проработали вплоть до конца XX века. Конечно, сами размеры страны и диспропорции ее развития порождали и другой контингент безработных, деклассированный сброд, собиравшийся в больших количествах в местах временных заработков - портовых городах, торговых центрах Поволжья, на нефтепромыслах и т. п. Но подобное явление наблюдалось и в других развитых государствах, в тех же США и Англии. И стихийные миграции таких контингентов, в том числе и из-за границы, свидетельствуют как раз о высокой интенсивности промышленного развития России.

Аппарат управления страны, о котором мы привыкли судить лишь по гипертрофированным карикатурам русских сатириков, был куда более отлажен и действовал куда эффективнее современного. На всю Россию насчитывалось около 250 тыс. государственных чиновников - вдесятеро меньше, чем при советской власти, не говоря уж о сегодняшних управленческих штатах. И при этом они четко обеспечивали все функции государственной жизнедеятельности от сбора налогов и исполнения повинностей до благоустройства и социальной сферы. Существовали еще сословные пережитки, но границы между сословиями стали уже очень зыбкими. Личное дворянство автоматически приобреталось с высшим образованием, награждением первым орденом, выслугой в первый офицерский или гражданский чин. А для получения потомственного дворянства достаточно было профессорского звания, чина полковника или, соответственно, более высоких орденских и гражданских степеней. Но преимуществ это уже не давало ни малейших, превратившись в пустую формальность. Фактически родовые пережитки сохранили какое-то значение только в одной сфере - придворной.