Петр Люкимсон - Фрейд - История болезни

Сам Фрейд в дополненной в 1935 году автобиографии признаётся: «Как я понял позже, моя глубокая увлеченность Библией (почти с тех самых пор, как я овладел искусством чтения) оказала серьезное влияние на направленность моих интересов».

Вообще, если рассматривать фрейбергский период жизни Зигмунда Фрейда через розовые очки, то картина предстает идиллической. У него была счастливая семья. Отец любил мать, та вроде бы отвечала ему взаимностью, и оба они обожали своего первенца, заласкивали его, старались уделить ему как можно больше внимания. С неменьшим обожанием к малышу относилась и его няня Моника, начавшая уже в два года внушать своему воспитаннику, что он обладает выдающимися талантами и, когда вырастет, станет великим человеком. Маленький Сиги был и любимцем соседской семьи Зайиц, они восхищались его изобретательностью в создании игрушек из стружек и других отходов слесарного производства.

Каждый день Сиги был наполнен впечатлениями от общения с этими любящими его взрослыми или играми во дворе с племянниками, детьми старшего брата Эммануила, которые были его сверстниками. Так стоит ли удивляться тому, что Фрейберг стал для Фрейда своего рода «потерянным раем», городом, в котором он любил проводить летние каникулы и который непрестанно тянул его к себе — особенно в те периоды жизни, когда Вена казалась ему особенно враждебной и ненавистной?!

Когда в 1931 году мэрия Пршибора решила открыть мемориальную доску на доме, в котором родился Зигмунд Фрейд, растроганный виновник этого торжества направил мэру письмо, в котором искренне признаётся: «Глубоко во мне всё еще живет счастливый ребенок из Фрейберга, первенец молодой матери, получивший свои первые неизгладимые впечатления от земли и воздуха тех мест». И затем спустя несколько лет роняет в воспоминаниях: «Ностальгия по прекрасным лесам моей страны… никогда не покидала меня».

Однако за этой внешней идиллией скрывались те самые семейные тайны, на которые Фрейд не раз намекает, а порой и открыто говорит в самых различных сочинениях. Невольная сопричастность к этим тайнам сделала маленького и смышленого Сиги не по возрасту просвещенным в вопросах секса и, безусловно, заложила первые краеугольные камни в его теорию детской сексуальности.

Так как Сиги обретался в одной маленькой комнатке с родителями, то он по меньшей мере теоретически должен был хотя бы раз стать свидетелем полового акта между родителями. Во всяком случае, большинство биографов сходятся во мнении, что, когда Фрейд утверждает, что его пациент Сергей Панкеев (он же «волчий человек») в возрасте полутора лет видел, как его родители занимались любовью, причем женщина была в коленно-локтевой позе, а мужчина стоял позади нее на коленях, он говорит отнюдь не о Панкееве, а о себе самом. Возможно, Фрейду доводилось наблюдать коитус родителей неоднократно, и к чувству любви к отцу после этого невольно не могло не примешаться чувство враждебности (как показывают исследования психологов, дети, ставшие свидетелями половых актов, почти всегда воспринимают их как насилие и даже попытку убийства мужчиной женщины). А заодно — и желание попробовать проделать с матерью то же, что и отец, и ревность к последнему — словом, всю ту гамму чувств, которая потом ляжет в определение «эдипова комплекса».

Когда Фрейд в своей работе «О психоанализе» писал, что «…отношение ребенка к своим родителям далеко не свободно от элементов сексуального возбуждения», что «…ребенок рассматривает своих родителей, особенно одного из них как объект своих эротических желаний» [28] Фрейд З. Очерки по психологии сексуальности. Харьков, 1999. С. 47. — Далее: Фрейд З. Очерки… , он, без сомнения, суммировал свой личный жизненный опыт.

Кроме того, Фрейд часто говорил о том, что немалую роль в его сексуальном просвещении сыграла его «старая няня» Моника Зайиц. Он называл ее своей «первой возбудительницей», первым «наставником в вопросах секса», но никогда подробно не рассказывал, что́ именно следует под этим понимать. Мы можем только догадываться, идет ли речь о том «поглаживании гениталий», «с помощью которого недобросовестные няньки укачивают детей» (и о котором Фрейд упоминает в «Очерках по психологии сексуальности»), или о чем-то большем, — скажем о том, что, будучи незамужней, Моника Зайиц использовала ребенка для каких-то сексуальных забав.

А может, Моника просто не стеснялась обнажаться перед ним или брала его с собой в баню, как это принято у многих народов, считающих, что ребенок до пяти лет всё равно ничего не смыслит в подобных вопросах?