Кому-то понадобилось, чтобы дети «в нашей солнечной стране» с первого момента своего появления испытывали одиночество и враждебность окружающей среды. Поколение за поколением.
Будем удивляться тому, что происходит с народом?
Еще деталь, о которой, может, сейчас и не помнят. Детей приносили матери не сразу. На третий день после рождения. Лежали они в своих лотках, заходились в крике, спеленутые, словно мумии, с клеенчатыми бирками на руках. А матери мечтали наглядеться на своих младенцев… Просили принести, показать. Но! Не положено!
Понимаете?
Не положено!
Кем? Почему?
И мы терпеливо сносили (и сносим) это безумное «не положено». С первых наших вздохов до последних.
— Ты несколько месяцев непрерывно кричала. Я с ума сходила, — пожаловалась мне, взрослой, мама.
— Ты слишком туго меня пеленала, — сказала я. — Мне хотелось освободиться. Я же не могла двигать руками и ногами.
— Так все делали, так полагалось, — объяснила мама. И только потом удивилась: — А ты откуда знаешь?
— Я это помню, — ответила я.
Я никогда не пеленала своих детей. Их ручки всегда оставались свободными. С первых дней их жизни. Они не кричали по пустякам и хорошо спали ночами. Это было то немногое, что я могла сделать для своих детей, хорошо помня собственное младенчество.
А свои ощущения (не мысли — но отчетливые ощущения) самого раннего периода я могу передать в виде внутреннего диалога, состоящего из вопросов и ответов:
— Ух-ё! Куда это я попала?
— Терпи.
— Какое все некрасивое!
— Подожди.
— Как страшно тут!
— Ничего, образуется.
— Ну и запахи!
— Задержи дыхание.
— Что мне делать?
— Не задавай лишних вопросов.
— Почему я здесь?
— Так надо.
И вот еще что. Много позже я прочла слова Шекспира из «Бури»:
«Be not afeard; the isle is full of noises, sounds and sweet airs that givw delight and hurt not. sometimes a thousand twangling instruments will hum about mine ears; and sometime voices that, if I then had waked after long sleep, will make me sleep again; and then, in dreaming, the clouds methought would open and show riches ready to drop upon me, that, when I waked, I cried to dream again». —
«Не бойтесь, остров полон шумов, звуков и сладких воздушных струй, которые дают свет и не причиняют боли. Иногда тысяча звенящих инструментов будет шептать у моих ушей; а иногда такие голоса, что если бы я проснулся после долгого сна, они снова усыпили бы меня, и потом, в сновидениях, облака, я думал, открылись бы и показали бы богатства, готовые осыпаться на меня, так что, когда я проснулся, я плакал (от желания) уснуть снова».
Я вспомнила свои смутные ощущения. Как хорошо спалось до рождения!
Отчего так плачут только что рожденные дети?……
Так вот, что было на самом деле!
Все эти неясные ощущения — полная ерунда. Мне папа рассказывал совсем другую, честную и радостную историю моего возникновения в его жизни.
Он повторял ее многократно, никогда не сбиваясь, не путаясь в деталях:
«Я очень хотел, чтобы у меня появилась дочка. Дети продавались в специальном магазине.
Ну, стал я денежки копить. Копил, копил…
Пошел в магазин.
Детей много! Разных. Но все не те. Мне нужны была ты. Такая кудрявенькая, глазастенькая, красивенькая.
Мне продавщица приносит разных детей, а я все отказываюсь: нет, я ищу свою девочку.
И вдруг вижу: на самой дальней полочке: ты! Именно такая, какую я искал. Моя доченька!
Я говорю:
— Дайте мне, пожалуйста, вот этого ребенка.
А продавщица отвечает:
— Это самая дорогая девочка в нашем магазине. Вы не сможете ее купить. Денег не хватит.
Стал я деньги считать. И вот же как повезло: у меня оказалось ровно столько денежек, сколько требовалось. Копейка в копейку.
— Что ж, — говорит продавщица. — Тогда платите и забирайте вашу девочку.
Я тебя взял и думаю: а как же я тебя понесу домой, у меня же денег на одеялко не осталось. Ничего! Придумал. Достал из кармана носовой платок — вот такой, видишь? Завернул тебя, прижал к себе и домой понес, самую красивую, самую дорогую…»
Вот это я понимаю — история! Все до последней копейки отдал за меня папа! И почему? Потому что я — та самая! Его девочка!
Эти папины рассказы незаметно, но прочно создавали во мне очень важное для каждого человека осознание собственной нужности и значимости.
Недавно прочла у Макса Фрая: «… Я с рождения абсолютно уверен, что совершенно замечателен сам по себе и никакая дурная репутация мне не повредит! То есть, я слишком люблю себя, чтобы утруждаться попытками самоутвердиться».
Да, правда. Всё так. Любовь папы рождала у меня веру в себя. Эта вера не подпускала близко отчаяние или уныние в самые тяжкие моменты моего существования.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу