Орест Высотский - Николай Гумилев глазами сына

Ср. со словами Оцупа в его предисловии к «Избранному» Гумилева: «Он был арестован неожиданно даже для своей жены. Скрывал от друзей, учеников, почитателей свое участие в заговоре Таганцева».

«Депутация» состояла из Н. Оцупа, Н. Волковысского, А. Волынского и С. Ольденбурга.

Это письмо Сильверсвана А. В. Амфитеатрову печатается по рукописи, хранящейся в архиве Индианского университета, г. Блумингтона (США). Борис Павлович Сильверсван (? — 1934) — филолог, специалист по скандинавским литературам. Он хорошо знал Гумилева, часто встречался с ним в издательстве «Всемирная литература», где оба работали. «Он был близок к Гумилеву, — писал о Сильверсване Амфитеатров, — и лишь счастливым случаем избежал опасности разделить его печальную участь». Дословная запись беседы Сильверсвана с Горьким проясняет ряд загадок, нагроможденных вокруг ареста и гибели Гумилева.

Ср. с впечатлением Евгения Замятина, оставившего краткую запись о разговоре с Горьким по поводу судьбы Гумилева: «Случилось так, что незадолго до его отъезда я, возвращаясь из Москвы в Петербург, оказался в одном вагоне с Горьким. Была ночь, весь вагон уже спал. Вдвоем мы долго стояли в коридоре, смотрели на летевшие за черным окном искры и говорили. Шла речь о большом русском поэте Гумилеве, расстрелянном за несколько месяцев перед тем. Это был человек и политически, и литературно чужой Горькому, но тем не менее Горький сделал все, чтобы спасти его. По словам Горького, ему уже удалось добиться в Москве обещания сохранить жизнь Гумилеву, но петербургские власти узнали об этом и поспешили немедленно привести приговор в исполнение. Я никогда не видел Горького в таком раздражении, как в эту ночь».

Горький поехал в Москву ночным поездом с 9 на 10 августа. Около 15 августа он вернулся в Петроград. Через непродолжительное время он снова решает ехать в Москву, но откладывает эту поездку. 24 августа, т. е. в день, когда Гумилеву был вынесен приговор. Горький писал Е. Пешковой, что поездку в Москву он отложил по болезни. С 24 по 27 августа он отдыхал в Белоострове под Петроградом, а 27-го снова поехал в Москву, где и оставался до 31 августа. Так что слова Горького о том, что он «несколько раз ездил в Москву по этому делу», должны быть уточнены: в Москву он ездил в августе 1921 года два раза, что и следует в точности из дальнейшего рассказа Горького Сильверсвану. Однако за эти две поездки Горький встречался с Лениным не два, а несколько раз.

Речь идет о возвращении Горького в Петроград из Москвы не позднее 15 августа 1921 года.

Из этой поездки в Москву Горький вернулся в Петроград самое позднее 31 августа, а сообщение о расстреле 61 человека по таганцевскому делу, включая Гумилева, было опубликовано в Петрограде 1 сентября.

Ленин был хорошо осведомлен о так называемом Таганцевском заговоре, который, в соответствии с чекистскими авторами, был раскрыт 31 мая 1921 г. Владимир Таганцев, приват-доцент, ученый-географ, по имени которого и назван заговор, был арестован 5 июня. Через десять дней его отец всемирно известный юрист-криминалист академик Николай Степанович Таганцев направил письмо Ленину с просьбой о смягчении участи сына, а также о том, что Чека без всяких оснований конфисковала его, Николая Степановича Таганцева, личное имущество. Ленин получил и прочел это письмо 17 июня и наложил резолюцию: «Очень просил бы рассмотреть возможно скорее настоящее заявление в обеих его частях» (т. е. смягчение участи и увоз из квартиры Таганцева вещей, принадлежащих лично Н. С. Таганцеву). Было снято пять копий с этой резолюции, из которых одна была передана Дзержинскому, другая — Д. И. Курскому, комиссару юстиции. Что ответил Дзержинский Ленину и ответил ли вообще, неизвестно. Курский же ответил только 5 июля. Он заявил, что Таганцев-младший должен быть «подвергнут суровым репрессиям» в связи с его участием в «Союзе возрождения России». Но этот союз (СВР) был разгромлен еще в 1919 г., так что о Петроградской Боевой Организации (другое название Таганцевского заговора) комиссар юстиции еще ничего не знает. Заговор еще только стряпали в кабинетах Чека.

Но в первой декаде августа судьба арестованных в принципе уже была решена. Еще 29 июля Ленин прочитал письмо от некой А. Ю. Кадьян, знавшей лично родителей Ленина. Она просила Ленина вмешаться в дело Таганцева, ее родственника, и что-нибудь сделать для смягчения его участи. Ленин ответил на это письмо через двенадцать дней, но не собственноручно, а поручил своей секретарше Фотиевой ответить Кадьян, чтобы она больше не беспокоила Ленина, что он болен и по болезни уехал из Москвы и что преступление Таганцева-младшего настолько серьезно, что об освобождении речи быть не может. Эта записка Фотиевой кончается словами: «Я наводил справки о нем не раз уже». Речь идет о Вл. Таганцеве. Иначе говоря, Ленин был в курсе дела, знал, что участь Таганцева и арестованных по его делу уже предрешена, а встречаясь с Горьким, лицемерил и водил «буревестника революции» за нос.