Виктор Розов - Удивление перед жизнью. Воспоминания

– Вы понимаете, – говорил он мне, – этот знаменатель важен в оценке явления искусства. Найдем мы его – отпадут ненужные частные споры, является ли данная картина, сюита, статуя, пьеса явлением искусства или она таковым вообще не является, так как возникает в мозгу не там, где ей положено, а совсем в другом месте.

Хейфиц объяснял мне суть вопроса долго, рисовал на бумажной салфетке мозг кролика, собаки, обезьяны, человека. А я в это время до предела напрягал свой собственный. Позднее, когда мы были у Хейфица дома, я увидел в комнатах несколько скульптур. Одна из них произвела на меня особенно большое впечатление. Упавший на землю могучий мужчина обхватил земной шар распростертыми руками, до судорог напряг мышцы всего тела, тупо уперся лбом в землю. Скульптура называется «Отчаяние».

– Это мои работы, – пояснил Хейфиц. – Я их делал тогда, когда писал брошюру. Я старался в своем собственном мозгу возбудить тот участок, который ведает эмоциями, связанными с искусством, и почувствовать его. Мне казалось, я добился кое-какого успеха. До этого я никогда не прикасался к глине или пластилину. И вот эту скульптуру, – он показал на бюст молодого человека, – сделал по памяти за четыре часа.

Целую комнату в доме Хейфица занимают станки, преимущественно токарные. На них хирург сам делает инструменты для работы.

– Знаете, никогда не найдешь именно такой, какой тебе нужен. Да и хочется поискать что-то новое. Мозг – орган нежный и требует тонких инструментов.

Хейфиц показал нам длинную иглу, нажал какую-то кнопку, из иглы вылезла другая, тончайшая, со светящимся концом.

– Очень трудно пройти к болевой точке мозга сквозь другие его клетки, не побеспокоив их. Ищу способ.

А рядом в комнате длинные копья с железными или костяными наконечниками, отравленные оперенные стрелы и глиняные сосудики с ядом кураре, разрисованные щиты, высушенные человеческие головы, груботканые мешочки с какими-то зернами и снадобьями, вороха бытовых атрибутов. Летом все семейство Хейфицев вылетало в Африку на поиски одного исчезающего с лица земли племени. Они нашли это племя, жили среди дикарей и собрали все, что только можно было собрать предметного, характеризующего быт, культуру, религию, нравы этого малюсенького, но своеобразного человеческого сообщества. Все семейство Хейфицев классифицирует предметы, составляет подробное описание происхождения и назначения каждой вещи с тем, чтобы потом эту добычу передать городскому музею.

Наглядевшись на все диковинное, наслушавшись всяческих интереснейших рассказов, мы перешли в гостиную, и начался концерт. Необычайный!.. Еще в Москве, помню, в Доме литераторов Хейфиц вынул из бумажника фотографию своей семьи и показал мне. (Ох, сколько раз и я в разных странах вытаскивал заветную карточку, где в обнимку сидят мои Надя, Сережа и Таня, показывал ее новым, может быть, и минутным друзьям! У всех путешественников это самое дорогое на свете!) Фотография, которую протянул мне через стол Хейфиц, была странной: она изображала небольшой оркестр.

– Это мои дети, – пояснил хирург, – Гарри, Дени, Рони и Деби, они любят музыку. А это Лоренс, моя жена, она слушает их.

И вот я вижу всех – и Лоренс, и Гарри, и Дени, и Рони, и маленькую Деби. Гарри, самый старший – двадцать лет, – как мне показалось, больше всего любит легкую музыку, его инструмент – рояль и группа джазовых. Дени – скрипач, он учится в Бостоне у знаменитого Ефрема Цимбалиста и дома сейчас, можно сказать, случайно, на маленьких каникулах. В руках Рони – виолончель. Дети юркие, острящие наперебой, вьющиеся около нас подвижной стайкой. Первым был исполнен Бетховен, опус 3 для скрипки с роялем и виолончелью. Исполнен глубоко, торжественно, страстно.

Нет, это совсем не было похоже на те домашние концерты, когда тебя потчуют худшим видом самодеятельности: «Ирочка, почитай дяде стихи». И Ирочка, покобенившись, развязно или до хрипоты в горле зажато выдавливает из себя стишки школьного учебника.

Это был настоящий, блистательный концерт. Номера шли один за другим, они лились, падали каскадом. Лица ребят сияли азартом, вдохновением. То классика, то народные американские песни и мелодии, то современные ритмы с хохотом и приплясыванием. Не было снобистского или чопорного различия, для них существовало одно – океан музыки. Слушать хотелось без конца. И конечно, выделялся талант юного скрипача Дени. Мы ушли от Хейфицев в два часа ночи, а хотелось сидеть до утра.