Владислав Гравишкис - В семнадцать мальчишеских лет

Лязгнуло железо. Сергей оглянулся и увидел Марфушу. Она гремела цепью, спуская в колодец бадью. Стойки ворота тряслись и вздрагивали, как в лихорадке. Марфуша прижимала валок ладонью, стараясь уменьшить его обороты.

«Укрепить надо стойки, пока не выдернуло совсем, — подумал Сергей, — да и колодец осмотреть. Кажется, предстоят саперные работы». И внезапно Сергей почувствовал, что с колодцем связано что-то очень значительное и важное. Давным-давно здесь происходили какие-то события, а он их забыл. Что бы это такое могло быть?

Марфуша посматривала на Сергея лукавыми глазами, и он сказал первое, что пришло в голову:

— Так ты и есть та самая Марфуша? Мама писала о тебе.

— Это я писала, а она диктовала. Ошибок много наделала?

— Не-ет, не заметил. А что?

— На пятерку хотела. Все-таки лейтенанту пишу, еще просмеет…

Сергей представил себе, как курносая пишет письмо под диктовку мамы. Наверное, от усердия даже кончик языка высунула.

— Обязательно на пятерку?

— Я сочинения всегда на пятерки пишу.

— Ты учишься?

— А как же? Теперь мало кто не учится.

— В каком же классе?

— Я не в классе. Я в техникуме. На втором курсе.

— Ого! — Сергей внимательно посмотрел на девушку: вот как, на втором курсе техникума, студентка. А ей всего шестнадцать лет. Прикинул: семь лет до школы, семь лет в школе, два года в техникуме — получалось шестнадцать. Правильно. И Вите, когда он стал красногвардейцем, тоже было шестнадцать. Но как по-разному сложились судьбы молодых людей.

Сам того не замечая, Сергей перешел на «вы».

— А как вам с мамой живется? Не обижает?

Марфуша пожала плечами:

— Меня не очень-то обидишь.

— Значит, вы ее обижаете? — пошутил Сергей.

— Вот уж нисколечко! Мы с вашей мамой ладим хорошо.

Она ловко вылила воду из бадейки в ведро, подняла его, чуть пригнулась набок.

— Я маму вашу очень люблю. Только редко видимся. На работе да в техникуме все.

— Так вы еще и работаете?

— А вы думали? Инструментальный цех. Табельщица.

— Трудновато? — сочувственно спросил Сергей.

— Не легко, конечно.

— Ну и как идут дела?

Марфуша нахмурилась, отвела глаза, сказала:

— Переэкзаменовку на осень заработала…

— Вот как!

— Да уж так… Начальник цеха два месяца на лекции не пускал, вот и получилось… Такой вредный!.. Ну, заговорилась я с вами, а в доме воды ни капли нет!

Марфуша направилась к калитке. Сергей посмотрел ей вслед. Шла Марфуша легко, быстро, хотя ведро было большое, десятилитровое. Ну и девушка — крепкая, вся пышет здоровьем…

Сергей склонился над колодцем. Из глубины несло сырой прохладой. На водной глади виднелся офицерский китель и продолговатое лицо. Блестели освещенные солнцем белокурые волосы, за которые соседские мальчишки в детстве прозвали седым.

Несколько гнилушек, не шевелясь, спокойно торчали рядом с отражением погонов. «Надо осмотреть и подремонтировать», — подумал Сергей, и сразу же в уме вспыхнуло воспоминание. Ну да, все произошло тогда, когда Витя вместе с квартирантом начал ремонтировать колодец. Но почему событию этому придавалась такая таинственность, Сергей не знает даже теперь. Интересно, что они здесь делали? Надо у мамы спросить…

И у Сергея вдруг вспыхнуло острое желание — написать книгу о брате. Собрать материалы, во всем разобраться и — написать! Трудно? Что ж, пусть будет трудно…

Кажется, события начались с того, что учительница Алевтина Федоровна привела к ним, Дунаевым, квартиранта…

В детстве Сережа не мог правильно произнести слово учительница. Вместо него он говорил смешное и нескладное «учинченчица». Виктор от удивления руками разводил: как можно вместо легкого «учительница» говорить немыслимое «учинченчица».

— Да чего ты, Сережа, в самом-то деле! Ну, скажи — учительница!

— Учинченчица! — легко и свободно выпалил брат.

— Да нет, не так! Учи-тель-ни-ца!

— А я так и говорю.

— Вовсе не так.

— А как?

— Ты говоришь: учин… чен… учин… учин… — силился выговорить мудреное слово Витя и умолкал.

— Ага! — радовался Сережа. — Сам сказать-то не можешь. Тоже мне!

— Наподдаю вот тебе, будешь знать! — сердился Виктор.

Появилось это слово года за два до трагических событий 1918 года. Витя учился в приходской школе. Учительница Алевтина Федоровна узнала, что его мать шьет для богатых семей и попросила мальчика проводить к нему домой: хотела перелицевать старое платье… Зашла, за разговорами засиделись до полуночи и с тех пор наведывалась часто. Чем-то ей понравилась и сама Анна Михайловна и ее два не по годам серьезных сына — младший Сережа и старший Витя.