Элла Вашкевич - Фаина Раневская. Психоанализ эпатажной домомучительницы

Через долгие годы, снимаясь в фильме «Весна», я произносила эту фразу: «Красота — это страшная сила!» По сюжету фильма фраза должна была подчеркивать интеллигентность моей героини, которая легко цитирует Надсона и берет с собой «Идиота» Достоевского, «чтобы не скучать в очередях». Но кто теперь помнит Надсона? Он слишком давно умер. Фразу приписывают мне. Конечно, лестно, но за Надсона обидно. Хотя сейчас даже и Пушкина не все знают. А ведь о Надсоне упоминал даже Маяковский. Помните: « Куренье во сне — причина пожаров, на сон не читайте Надсона и Жарова! » [2] Имеется в виду сатирическая комедия Владимира Маяковского «Клоп», написанная в 1928–1929 годах. Но даже это забыли…

Да, но я, собственно, не о Надсоне сейчас и даже не о Маяковском… Я все о себе. Вы же понимаете, что каждому человеку ближе все-таки своя жопа, а не чужая, пусть даже и гениальная.

Иногда я думаю, что все дело в том, что я была лишней. Все лучшие места уже были заняты. Бэлла была красавицей, и это признавали все. Яков — наследник, продолжатель дела отца. А я… Зачем нужна была я? Я не могла быть наследницей, коммерсант из меня не получился бы никогда в жизни, ну а красавицей я просто не родилась. Да и потом, кому нужны две красавицы?

Ладно еще, что я не была красавицей. В конце концов, не всем же быть фифочками, должны быть и обычные женщины. Но я-то была еще и дурой! Вы знаете, что я училась в гимназии? Не так-то часто в те времена девочек из еврейских семей отдавали в гимназию. Практически всех девочек тогда чуть не с пеленок готовили к замужеству, ну а в еврейских семьях тем более. Да еще мой отец был старостой синагоги! Правда, он был еще и образованным человеком и не самым мелким коммерсантом в Таганроге. И его дочери, чтобы сделать хорошую партию, должны были получить соответствующее образование. То есть нам с сестрой полагалось знать не только домоводство.

Ну так я ухитрилась разочаровать родителей не только внешностью. Получив возможность учиться, я так и не смогла ею воспользоваться. Я оказалась непроходимой дурой. Математика не давалась вообще. Идиотские задачи! Купец купил отрез ткани за десять рублей, а продал дороже… Скажите, где здесь романтика? Где движение чувств? Голая прибыль. Это было скучно, а потому и неинтересно. Я плакала, когда решала такие задачи. Да и остальные предметы шли не намного лучше. А тут еще и мое заикание…

Весь класс начинал счастливо смеяться, когда я пыталась отвечать урок. Я так боялась ляпнуть что-нибудь глупое, что горло пережимало от страха, а слова выталкивались с хрипом, вперемешку с каплями слюны. Не удивительно, что меня дразнили. Вряд ли бы я сама удержалась, чтобы не подразнить такого нелепого уродца, представься мне подобная возможность.

С возрастом я поняла интереснейшую вещь: когда ребенок, задыхаясь от слез и обиды, кричит своему обидчику: «Ты жопа! Ты жопа!» — все воспринимают это как смешные и бессильные потуги отомстить более сильному, но когда солидная дама с папиросой в зубах ласково произносит: «Ну, милочка, вы и жопа!» — это великолепное оскорбление, приводящее адресата в состояние смешного ступора. Так что по большей части все мои «убийственные характеристики», которых так боялось театральное сообщество, да и не только оно, сводятся все к тому же пресловутому детскому «Ты жопа!». Очень многое зависит не только от того, что именно говорится, но — кто и как это говорит.

В детстве я ужасно страдала из-за того, что не могла вовремя найти нужных слов, чтобы ответить обидчикам. В гимназии меня дразнили за неказистую внешность, но особенно — за заикание. Иногда мне кажется, что внешность была и вовсе ни при чем и мне только мерещилось, что каждый норовит указать на то, что я некрасива. Но вот за заикание дразнили на самом деле, это-то уж точно мне не мерещилось. А я могла только жалко выкрикнуть: «Сам такой!» или «Дура!». Хотя почему «сам такой» — не имею ни малейшего понятия. Мои обидчики совершенно не заикались. Потом ночами лежала без сна, кусая краешек одеяла, беззвучно плакала и сочиняла гигантские остроумнейшие отповеди, смешивающие обидчиков с грязью. Иногда мое остроумие поднималось до таких высот, что становилось смешно самой. Но, посмеявшись, я вновь начинала плакать. И все потому, что это остроумие было безнадежно запоздавшим, а потому неуместным. Его уже нельзя было использовать, момент ушел.

Но с годами я не забыла ничего из того, что родилось в те слезные ночи. И иногда из меня выскакивают эти «домашние заготовки» по различным поводам. А вы считаете их афоризмами, родившимися в один момент. Может, и в момент, но когда он был и какими муками сопровождалось рождение, никто, кроме меня, не знает.