Андрей Трубецкой: Пути неисповедимы (Воспоминания 1939-1955 гг.)

В 1934 году отец и старшая сестра Андрея Варвара были арестованы по сфабрикованному НКВД «делу» славяноведов. Владимир Сергеевич обвинялся в связях с руководителем «закордонного центра» организации — собственным братом, в то время академиком Венской академии наук, Николаем Трубецким [3] См. Горяшюв А.Н. Славяноведы — жертвы репрессий 1920-1940-х годов, «Советское славяноведение». 1990, №2 . Владимир Сергеевич с дочерью были высланы в Среднюю Азию, в город Андижан. Семья поехала за ними, и для Андрея Трубецкого годы ранней юности пришлись на жизнь в узбекском захолустье с его экзотикой и всеми сложностями существования семьи русских ссыльных. Андрей прекрасно учился в школе (тяга к учебе была самой сильной страстью на протяжении всей его юности), но десятилетку ему удалось закончить, лишь благодаря настойчивости и обаянию отца — Трубецкие были «лишенцами», и детям больше, чем на 7 классов рассчитывать не приходилось.

«В 1937 году семью постиг страшный удар: были вновь арестованы отец и Варя, получившие приговор «10 лет лагерей без права переписки» (то есть расстреляны В Л.). Тогда же были арестованы вторая сестра Татя (Александра) и старший брат Гриша, получившие «просто» по 10 лет лагерей. А мы — оставшиеся — при первой возможности уехали из Средней Азии». В 1939 году Андрей Трубецкой был призван в Красную Армию; в июле 1941-го с тяжелым ранением он попал в плен. И на этом кончается сходство истории Андрея Владимировича Трубецкого с историями многих потомков «бывших» в послереволюционной России. Началась его собственная Одиссея.

Дальше жизнь могла сложиться как святочный рассказ. Чудесным образом он был освобожден из плена и получил возможность, забыв о войне, безбедно жить в немецком тылу. И вот тут перед ним встала проблема выбора: оставаться «титулованной особой» в благополучии на Западе или возвращаться через пекло войны туда, где само слово «князь» стало бранным, в разоренный, по-настоящему нищий дом к родным, о судьбе которых он ничего не знал. Трубецкой выбрал Россию — любовь к матери, слившаяся с любовью к Родине, заставили сделать этот выбор. Затем А.В. воевал в партизанских отрядах в Августовских лесах — сначала в польском, затем в советском, а вернулся домой уже с действующей армией. Выбирать жизнь предлагала Трубецкому и дальше не раз. В 1949 году студентом биофака МГУ, отказавшись сотрудничать с МГБ, А-В. был арестован и отправлен на медные рудники в Джезказган. В лагере «органы» опять предлагали сотрудничество, и опять Трубецкой выбирал, следуя не простейшей логике жизни, а внутреннему нравственному закону. В результате почти все годы пребывания в лагере он провел в штрафной, так называемой режимной бригаде, по существу в тюрьме. Но «пружинчатость» Трубецких, о которой говорил его дед Сергей Николаевич, не исчезла: чем обстоятельства были тяжелее, тем Андрей Трубецкой становился собраннее и крепче.

Вернувшись из лагеря после пересмотра дела в 1955 году, Трубецкой нашел в себе силы вновь поступить в университет. Его учебная эпопея, начавшаяся еще в 1938 году, наконец-то смогла завершиться. Затем Андрей Владимирович почти 30 лет успешно работал над проблемами кардиологии в ВКНЦ и медленно с большими перерывами писал вспоминания — «некогда или даже не хотелось браться за перо, особенно когда описывал 1949-50 и последующие годы. Тогда даже сниться все стало чаще, и сны эти были, ох! какими тяжелыми. Но писать надо было. Пусть дети читают, мы им мало рассказываем о нашей жизни, а они живут совсем по-другому, чем мы».

В книгу воспоминаний А.В. включил и подлинные документы. Среди них различные справки, в том числе и о реабилитации, протоколы обысков, отрывки из газетных статей, дневниковые записи командира партизанского отряда. К документальным материалам безусловно следует отнести и включенную в основной корпус книги главу воспоминаний жены автора Елены Владимировны Голицыной. В 1951 году она приехала к мужу в лагерь, что было по тем временам делом неслыханным. Поступок этот был настолько из ряда вон выходящим, что лишенные всякой сентиментальности, огрубевшие в лагере люди сняли шапки при виде ее, пытающейся попасть в зону. Вернувшись домой, Елена Владимировна записала сразу все, что видела и пережила тогда, и этот рассказ потрясает острой эмоциональностью. Вместе с текстом мемуаров Трубецкого все это дает понимание особенности времени и того, как тесно переплетены в России явления инфернальные с человеческими судьбами.