Павел Висковатый - М.Ю. Лермонтов. Жизнь и творчество

Уже через три дня после допроса, сделанного Лермонтову дома, а затем ареста на гауптвахте, участь его была решена. 25 февраля последовало Высочайшее повеление, а 27 вышел приказ, по которому лейб-гвардии гусарского полка корнет Лермонтов переводился тем же чином в Нижегородский драгунский полк (на Кавказе). Раевский же, по выдержании на гауптвахтах один месяц, высылался в Олонецкую губернию на службу по усмотрению тамошнего губернатора.

Друг и товарищ Лермонтова поплатился больше самого поэта. Он из ссылки был возвращен позднее, и Михаил Юрьевич крепко скорбел за Святослава Афанасьевича. Дело в том, что Лермонтова не столько обвиняли за сочинение стихов, сколько за их распространение, и добивались того, через кого были пущены они в публику. Допрашивал Лермонтова граф Клейнмихель, от имени государя. Он обещал, между прочим, что если Лермонтов назовет виновника распространения, то избегнет наказания быть разжалованным в солдаты, тогда как названное им лицо не подвергнется наказанию. Назвав Раевского, Лермонтов еще не подозревал, что тем губит его, но, выпущенный из-под ареста, услышав о том, что друг его сидит на гауптвахте Петропавловской крепости, он пришел в отчаяние. До нас дошло несколько писем Лермонтова к Раевскому из того времени.

Позднее дело объяснилось. Оказалось, что участие Раевского было известно до признания Лермонтова, и даже допрос с Раевского снят днем раньше, чем допрос с Лермонтова. Однако поэт долго не мог простить себе, что в показании своем заявил, будто никому, кроме Раевского, не показывал стихов, и что Раевский, вероятно, по необдуманности показал их другому, и таким образом они распространились. Еще в июне 1838 года, возвращенный с Кавказа и вновь определенный в лейб-гвардии гусарский полк, Лермонтов пишет в Петрозаводск все еще томящемуся там Раевскому о том, что повергло его в несчастье. Очевидно, услужливые люди пытались вызвать между друзьями вражду или хоть недоразумение, и поэт с негодованием отвергает наветы. Когда Раевский в декабре 1838 года получил наконец прощение и вернулся из ссылки в Петербург, где жили его мать и сестра, уже через несколько часов по приезду вбежал в комнату Лермонтов и бросился на шею Святославу Афанасьевичу. «Я помню, — рассказывает сестра Раевского г-жа Соловцова, — как Михаил Юрьевич целовал брата, гладил его и все приговаривал: „Прости меня, прости меня, милый!“ — Я была ребенком и не понимала, что это значило; но как теперь вижу растроганное лицо Лермонтова и больше, полные слез, глаза. Брат был тоже растроган до слез и успокаивал друга».

О друге своем С.А. Раевский сохранил самое теплое воспоминание; он до юнца дней своих был горячим защитником и ценителем Михаила Юрьевича как поэта и человека, и ему-то мы обязаны сохранением многих материалов, касающихся жизни и творчества поэта.

Итак, согласно высочайшему приказу, поэт весной 1837 года должен был покинуть Петербург и ехать в Казань. Он насильственно был вырван из сфер весьма разнообразных, где жизнь его текла нервно и беспокойно. Он метался, и метание это и волнения отражались на творчестве. Тревожному поэту Кавказ вновь открывал свои объятия. Там открывался для ребенка живой источник вдохновения, теперь мужающий юноша найдет в нем успокоение, упорядочение мысли, подходящие условия для созревания таланта.

Высылка из Петербурга. — Тамань. — Экспедиция на восточном берегу Черного моря. — Генерал Вельяминов. — Жизнь в действующем отряде. — Стихотворение «Бородино» и «Песня про царя Ивана Васильевича Грозного». — Странствование по Кавказу. — Приезд государя и конец экспедиции. — Сюжеты и типы некоторых произведений, взятые из кавказской природы и жизни. — Доктор Майер и декабристы. — Отъезд на родину.

Приказ о переводе Лермонтова корнетом в Нижегородский драгунский полк состоялся 26 февраля 1837 года. Но молодому человеку, в угоду бабушке, было разрешено продлить срок отъезда на несколько дней. Старушка спешила воспользоваться льготой и ни на час не отпускала от себя внука. Наконец, однако же пришлось благословить Мишеля на дальний путь на Кавказ «за лаврами», как выражался сам ссылаемый.

Лермонтов ехал на восточный берег Черного моря, где должны были открыться усиленные военные действия против горцев под начальством генерала Вельяминова. В то время полагалось нужным совершенно отрезать горцев от Черного моря, и для этого хотели продлить еще ранее построенную линию береговых укреплений от Геленджика до устья реки Чуэпсина (Вулана). Получить разрешение на участие в экспедициях было нетрудно, особенно для гвардейских офицеров, ехавших на Кавказ «за лаврами», или людей, сосланных туда за провинности. Последним, особенно когда вина их не затрагивала чести, кавказское начальство охотно давало случай вновь выслужиться или заслужить облегчение участи. Так поступали с разжалованными в солдаты декабристами и другими лицами. Им нередко давали важные поручения и назначения, несмотря на звание рядового.