Наталья Калинина - П.И.Чайковский

Не только творчество, а и сама незаурядная личность великого русского писателя волновала умы и сердца передовой российской интеллигенции. Толстой затрагивал те самые общечеловеческие проблемы, которые касались буквально всех, Толстой открывал новые горизонты человеческих взаимоотношений, Толстой возвеличивал человека, сострадая в то же самое время к его слабостям. Толстой, наконец, проповедовал суд собственной совести и чести…

По просьбе Чайковского Николай Григорьевич Рубинштейн устроил в середине декабря 1876 года музыкальный вечер специально для Льва Николаевича Толстого.

Слушая Анданте из Первого струнного квартета, то самое, в основу которого легла дивная народная мелодия "Сидел Ваня на диване", великий писатель залился слезами.

Чайковский был безмерно счастлив и растроган до глубины души умением Толстого раствориться в музыке.

Они провели вместе два удивительнейших вечера. Говорили о музыке, литературе, богатой духовной культуре русского народа. Толстому музыка представлялась в виде волшебной горы, к вершине которой способны добраться лишь посвященные. Однако, по его мнению, основание музыки зиждется на народной песне. Как и Чайковский, Толстой знал, любил народную песню, считал ее вечным источником познания жизни.

"Как я рад, что вечер в консерватории оставил в Вас хорошее воспоминание! — восклицал Чайковский в одном из писем к Толстому. — Вы один из тех писателей, которые заставляют любить не только свои сочинения, но и самих себя".

Беседуя с Толстым, Чайковский получил подтверждение своей уверенности в том, что настоящий художник не должен насиловать талант с целью понравиться публике. Ибо труд такого художника непрочен, а успехи эфемерны.

Лев Николаевич в свою очередь увидел в Чайковском композитора, творящего не для кучки аристократов, а для всего народа. Великий писатель оценил и полюбил музыку Петра Ильича Чайковского.

"…Величайший из всех когда-либо и где-либо бывших писателей-художников — есть Л. Н. Толстой. Его одного достаточно, чтобы русский человек не склонял стыдливо голову, когда перед ним высчитывают все великое, что дала человечеству Европа", — напишет позднее Чайковский в одном из писем.

Надежда Филаретовна фон Мекк была крайне близорука, однако разглядела, что в той же самой ложе через три кресла от нее сидит сам Чайковский, музыку которого она боготворила.

"Какое у него одухотворенное и в то же время меланхолическое выражение лица, — думала Надежда Филаретовна, то и дело чуть-чуть поворачивая в его сторону лорнет. — Наверняка он очень искренний человек и в музыке высказывает весь свой внутренний мир".

Когда кончился спектакль, Надежда Филаретовна еще долго сидела в кресле, не в силах подавить волнение, возникшее от близости обожаемого ею человека. Наконец в зале одну за другой погасили свечи, и она, сопровождаемая старшим сыном и невесткой, вышла в фойе.

Ей показалось, будто Чайковский, разговаривавший с Николаем Григорьевичем Рубинштейном и еще с кем-то из консерваторской профессуры, посмотрел на нее с нескрываемым любопытством. Надежда Филаретовна, покраснев точно гимназистка, поспешила спрятаться за спину сына.

"Ему всего тридцать шесть, он красив, изящен, полон сил и энергии, я уже почти старуха, — думала Надежда Филаретовна по дороге домой… — Однако ж, мне кажется, я бы могла сделать для него кое-что как друг. Я почему-то уверена, что у нас с ним вполне родственные души…"

Отныне Надежду Филаретовну интересовало буквально все, касавшееся Чайковского: где он находится в данный момент, с кем дружит, что пишет, какие читает книги… Она часто разговаривала о своем кумире с Николаем Григорьевичем Рубинштейном, который участвовал в устраиваемых в ее доме музыкальных вечерах, с Иосифом Котеком, учеником Чайковского, занимавшимся музыкой с младшими детьми фон Мекк. От них она узнала, что композитор постоянно испытывает сильные материальные затруднения.

Через общих знакомых она стала просить Чайковского сделать аранжировки, переложения для фортепьяно, простеньких вещичек для домашнего музицирования, щедро оплачивая эту нехитрую работу.

Петр Ильич, понявший со слов того же Котека, что в доме фон Мекк царит культ его музыки, был несказанно тронут и в свою очередь просил Котека рассказать об этой, как ему казалось, удивительной женщине.

Надежда Филаретовна недавно овдовела, была сказочно богата, имела 11 детей, выезжала только в театры и на концерты, а также недурно играла на фортепьяно.