Кристофер Хибберт - Крымская кампания 1854 – 1855 гг.

– Нужно идти, приятель. Лучше поскорее уходи, если не хочешь, чтобы тебя добили штыками.

Вуд побежал и упал в узкую расщелину, куда уже не доносились крики и стоны раненых, которых топтали отступавшие товарищи. Некоторое время спустя Вуд выполз из расщелины и направился в сторону передовой траншеи англичан, на защитный парапет перед которой пытались взобраться немногие оставшиеся в живых. Он доковылял до парапета и тоже попытался вскарабкаться по нему, но все время соскальзывал назад, когда вдруг увидел перед собой ружейный ствол, за который и попытался ухватиться. Выглянув наружу, владелец оружия сердито крикнул ему:

– Что вы делаете?

В это время ему в плечо с глухим щелчком вошла пуля. Наконец, Буду удалось взобраться на парапет, где он на секунду помедлил прыгать вниз, боясь новой боли от раны в руке.

– Прыгай! Да прыгай же, маленький чертенок! – прокричал ему сержант.

Вуд прыгнул и снова потерял сознание. Он пришел в себя только тогда, когда хирург, осматривая его рану, весело заверил его:

– Сейчас отрежу тебе руку, прежде чем успеешь даже понять, где ты [35] .

Во время этого короткого боя Раглан стоял под огнем вражеской артиллерии на позициях батареи мортир, чуть позади передовой траншеи. Приказав всем, кто, по его мнению, не должен был подвергать себя риску быть убитым вражеским ядром, отправиться в укрытие, он почти в одиночестве остался наблюдать за разгромом своих солдат. Под вражеским огнем один за другим падали вокруг него люди. Стоящий рядом генерал Джонс получил ранение по касательной в лоб и упал на землю. Его седые волосы тут же окрасились кровью. Покидая позиции батареи в сопровождении капитана Уолсли, Раглан остановился, чтобы поговорить с раненым офицером, лежащим в траншее.

– Бедный молодой человек, – обратился он к раненому, – надеюсь, ваше ранение не слишком тяжелое.

В ответ тот «в грубейшей форме, не стесняясь в выражениях, объявил Раглана ответственным за это бессмысленное кровопролитие». По словам капитана Уолсли, он с удовольствием «угостил бы этого слабака ударом сабли».

Грохот пушечных залпов медленно переходил в глухой гул.

Британские солдаты в угрюмом молчании возвращались на свои позиции. Такая же гнетущая тишина стояла во всем лагере англичан.

Поздним вечером, при свете угасающего солнца, похоронные команды отправились собирать уже застывшие тела убитых. Разложение уже успело коснуться трупов. Лица убитых были раздуты, у некоторых они просто отсутствовали. Солдаты отказывались собирать тела убитых из других полков. Возглавлявший работы капитан Клиффорд внезапно ощутил приступ тошноты. Постояв немного около огромной ямы, куда отволакивали дурно пахнущие трупы в разноцветных мундирах, он почувствовал себя глубоко разочарованным. «Это, – понял он в момент горького прозрения, – и есть те самые обещанные нам Честь и Слава».

На следующий день после разгрома к командующему прибыл гвардейский офицер. Выходя из штаба, он обратился к сидящим там офицерам со словами:

– Вы не заметили, как изменился лорд Раглан? Боже правый! Да он же умирает.

Происходившие с ним в последние недели перемены стали теперь очевидными для всех. Начальник телеграфа, расположенного в монастыре Святого Георгия, 4 июня писал отцу:

«Сегодня к нам приезжал лорд Раглан. Сначала я даже не узнал его. Он выглядит совершенно изношенным. Он, как всегда, вежлив и внимателен к нам. Но видно, что он смертельно болен».

18 июня, когда Раглан вернулся в штаб, ему все еще удавалось сохранять обычную невозмутимость и доброжелательность. Все время он даже пытался ободрить офицеров штаба, заметив, что нет на свете такой армии, которая хоть однажды не испытала бы горечь поражения. Но генералу так и не удалось оправиться от депрессии, вызванной потерей полутора тысяч солдат и офицеров. В коротком письме жене он так и не смог скрыть свою скорбь. Последняя катастрофа казалась ему своеобразной эпитафией на всю прожитую жизнь.

23 июня неожиданно разразился шторм, и над иссушенным плато пролился необыкновенной силы ливень. Следующим утром от холеры, постепенно возвращавшейся в армию, умер генерал Эсткорт, заболевший пару дней назад. Стоял воскресный день. Несмотря на то что сам чувствовал себя неважно, Раглан заехал навестить его накануне вечером, после возвращения из поездки на позиции и в госпиталь. Узнав о смерти Эсткорта, Раглан очень опечалился. Из-за слабости, вызванной болезнью, он не рискнул отправиться на похороны, но сразу же после окончания церемонии пришел в одиночестве помолиться на могиле боевого соратника.