Людмила Богданова: Владимир Басов. В режиссуре, в жизни и любви

Последний учебный год перед выпуском из школы Басов провел за кулисами МХАТа, куда приходил после занятий в театральной студии при Московском университете, где преподавали Ливанов, Андровская, Попов. Из осветительской ложи юному театралу позволяли смотреть «Синюю птицу», «Дни Турбиных». А в самой театральной студии Басов успел сыграть Хлестакова в гоголевском «Ревизоре». Эхо мхатовских уроков – поставленный им уже в 70-х годах телевизионный фильм «Дни Турбиных» и первая самостоятельная режиссерская работа – фильм-спектакль (совместно с Мстиславом Корчагиным) по пьесе Тургенева «Нахлебник», в котором все пронизано духом постановок «старого МХАТа» и очевидно влияние старых мастеров, актеров – корифеев прославленной сцены. Успехи юного Басова на театральной сцене не остались незамеченными – талантливого ученика известной студии даже пригласили поступить в труппу Театра Советской армии, но позднее судьба вновь поставила его перед выбором между мирной жизнью и боем, и Басов не смог стоять в стороне от решающих сражений в судьбе своей родины.

Басов хорошо рисовал и увлекался реалистической живописью русских передвижников, глубоко знал творчество французских импрессионистов. Он пробовал писать стихи и много читал наизусть – знал практически все творчество Маяковского. И наверное, сегодня мы бы с уверенностью сказали, что у юноши – все задатки режиссера, а тогда Володя Басов никак не мог выбрать призвание между театром и любимым кино.

Выпускной бал для Басова пришелся на тот памятный и страшный для всей страны день – 22 июня 1941 года. Этот день практически по всей стране проходил для старшеклассников одинаково: торжество выпускного бала, белые платья девчонок, взрослые костюмы мальчишек, теплые напутственные слова старших, на редкость красивые бывшие одноклассницы, с удовольствием и надеждой вальсировавшие вместе со своими как-то на глазах посерьезневшими одноклассниками, веселый смех и вполголоса разговоры о будущем – мечты, которым если и суждено было сбыться, то спустя показавшимися бесконечными пять последующих лет.

Помните этот фрагмент в «Добровольцах»? Последний звонок, девушка в белом выпускном платье на Красной площади знакомится с героем-летчиком, все молоды, все полны грандиозных и не очень планов, все думают о завтрашнем дне, как о начале нового этапа в их жизни, и не знают, что этот этап уже начался…

В Москве стоял непривычно жаркий субботний вечер, окна многих домов были распахнуты, через них в опустевшие здания школ влетали обычные шумы городских улиц, наполняя притихшие классы предчувствием какой-то другой, новой жизни. И каждому верилось, что счастливой и долгой. Выпускники стайками разлетелись по городу и встречали рассвет – кто на Москве-реке, кто на Воробьевых горах. Много пели – чудные девичьи голоса и набиравшие мужественности юношеские тенорки и баритоны то солировали, то сливались в унисон, гитары звучали повсюду, на раз-два-три танцевали вальсы, стуча каблучками по булыжной мостовой. И сбегались, останавливаясь в романтическом порыве, смотреть такие далекие зарницы, полыхавшие где-то на западе. Далеко-далеко…

Все готовились ко вступлению во взрослую жизнь. Только вместо рабочих спецовок, театральных костюмов и медицинских халатов время выдало всем им одну униформу – защитного цвета. Вместо пальто и костюмов мальчишки и девчонки надели шинели и вместо институтов и фабрик оказались в окопах и медсанбатах.

На следующий день Владимир Басов, как и многие его одногодки, отстоял очередь в военкомат и записался добровольцем. Он ушел на фронт и прошел всю войну, всю ее страшную школу – воевал под Ельней, командовал артиллерийской батареей, стрелял сам и попадал под огневые налеты с той стороны, не понаслышке знал, что такое, когда бомбят твой эшелон. Он служил и в штабе, и воевал на передовой, на самом горячем переднем крае. Составлял оперативные карты, мотаясь и в холод, и в грязь, и в жару по проселкам и бездорожью. Голодал, терял друзей. Знал пот строевой подготовки, мозольные волдыри на ногах от неумения правильно навернуть портянки. Была борьба с самим собой, со своей слабостью и страхом. Была смерть, кровь, госпитальные койки – на войне Басов был серьезно контужен, и последствия этого не раз сказывались уже в мирное время.

Он помнил войну, как в кино, эпизодами. Вот вызывают в штаб дивизии: три километра в одну сторону, столько же – обратно, чтобы снова оказаться в землянке, где смешались люди и нехитрые солдатские пожитки, где горят самодельные светильники из снарядных гильз. Или вот зарисовка: на фронте о противнике говорили «он» – он пускал ракеты одну за другой («Вот, гад, светит!»), и они горели, освещая пространство на многие километры настолько, что можно было и читать, и писать. Мертвенно-зеленоватый свет войны. А вот воспоминания о бомбежке эшелона: налетели самолеты, и новички просто посыпались врассыпную из теплушек с притормозившего состава, засветились на белом снегу, и панику остановил комиссар – казалось, невозмутимо-спокойный, всеведущий, сильный. Он многие жизни спас тогда этим своим жестким «Назад!».