Нил Никандров - Иосиф Григулевич. Разведчик, «которому везло»

В определенный им самим день исполнения приговора разведчик зашел в кафе и, заглянув в утреннюю газету, ошалел от бросившегося в глаза заголовка: «Вчера в отеле N. покончил с собой г-н X., выдачи которого настойчиво добивались Советы». Не веря своим глазам, разведчик помчался в отель, где получил полную информацию о происшедшем. Обычный случай: страх, депрессия, алкоголизм. Обескураженный, разведчик вернулся на свою базу, где его ждала телеграмма из Центра: «Поздравляем с успехом операции и высокой государственной наградой». Он в ответ доложил о своей непричастности к случившемуся и о правде, как она была. Через день пришла депеша: «Мы понимаем, что на Вас сказывается нервное перенапряжение. Вам предоставляется двухнедельный отпуск в курортном месте по Вашему выбору. Конец связи».

Шли годы. Дон Хосе уже был маститым ученым, членом-корреспондентом Академии наук, в глубине души он все-таки был готов в любой момент взяться за выполнение любых практических государственных заданий. Но аппаратчики со Старой площади молчали. Однажды, рассказывал Дон Хосе, ему позвонил очень важный чин «оттуда, сверху», и попросился на конфиденциальный разговор. Григ — а его звали и так — немедленно согласился. Сердце его затрепетало. А вдруг… А если… Тем более что важный чин выразил желание приехать на квартиру к нему. Они долго сидели, говорили обо всем, «вокруг да около», а Григ все ждал, когда же визитер перейдет к делу. Наконец тот, посопев от натуги, сказал: «Иосиф Ромуальдович, все знают, что у Вас денег куры не клюют от многочисленных гонораров, Вы не одолжите тысяч этак 50—60 на кооперативную квартиру для внебрачной дочери, а?» Возникла гоголевская немая сцена. Иллюзия умерла.

Но когда Дону Хосе уже перевалило за 70, а я к тому времени занимал пост заместителя начальника советской разведки, в нем однажды снова проснулся дух разведчика. Он вызвал меня на разговор и ошарашил предложением: «Видишь ли, Коля, через две недели через СССР в Японию будет проезжать господин N. (это был крупный известный политический деятель). Его самолет сделает техническую остановку в Новосибирске. Я бы мог вылететь туда и случайно встретиться с ним в VIP-зале аэропорта. Ваша задача (т.е. разведки) задержать самолет еще на час под предлогом устранения маленькой неисправности, а я за это время завербую его, опираясь на наше с ним общее прошлое. Успех гарантирую на сто процентов».

Я доложил об этом плане начальнику разведки, тот проконсультировался с кем-то выше, и было принято не разрушать легенду-загадку «Макса», не подвергать обоих старых друзей нелегкому испытанию стрессом. Когда я сообщил об этом Дону Хосе, он вздохнул и молвил: «Мы были романтиками разведки, а вы прагматики. Это — веление времени».

Писал Григулевич удивительно легко и быстро. Помню, его наставник по нелегальной работе, генерал Н. А. Корзников, рассказывал, как он собрал группу кандидатов в разведчики и попросил их написать в течение двух часов своеобразный очерк на тему «Кофе», чтобы проверить их эрудицию и умение излагать письменно свои мысли. Григулевич без труда представил двадцатистраничное эссе, поразившее экзаменаторов глубиной знания предмета, изяществом слога и, главное, быстротой работы автора.

Героями его трудов всегда были люди неординарные, бунтари, новаторы, начиная с Франсиско Миранды и кончая Че Геварой и Сальвадором Альенде. В выборе тем видна глубокая жизненная позиция самого автора. Ему претил застой в политической, экономической или научной жизни. Например, наше идолопоклонство перед авторитетом суждений Карла Маркса создавало немало практических трудностей в работе нашей дипломатии в Латинской Америке. В 1858 году Карл Маркс написал на заказ ряд статей для Новой американской энциклопедии. Ему выделили букву «Б», и в том числе он составил биографию Симона Боливара. В том же году в письме к Энгельсу он дал довольно резкую характеристику Боливару. Сказались недостаточное знание истории Латинской Америки, революционная категоричность и непримиримость автора. Советские дипломаты были вынуждены придерживаться этой оценки и были вынуждены терпеть упреки в неграмотности. Только И. Р. Григулевич в своей монографии о Боливаре разрубил этот гордиев узел.

В кругу друзей мы нередко называли Григулевича шаровой молнией — столь велики были энергетический ресурс его личности и его поразительная пробивная способность. Ему, казалось, не стоило никаких усилий в трудные застойные годы выцарапать в ЦК КПСС служебные помещения для создаваемых новых изданий, получить фонды на бумагу для сборников, застолбить ресурсы типографий и так далее. Для него не было невозможного. Все как бы само собой падало с неба, хотя мы знали, сколько нервов и терпения стоило это самому Григу.