Григулевич погрузился в работу Генассамблеи, стараясь не выходить за пределы своих обязанностей «советника». Немалое раздражение вызывали у него фотографы, которые с утра до вечера «увековечивали» события и персонажей VI сессии. Но и ему пришлось выступать публично. В повестку дня среди прочих был включен так называемый «греческий вопрос». В ходе и после гражданской войны в Греции, которая длилась около четырех лет (до 1949 года), не менее 15 тысяч греческих детей было эвакуировано с согласия родителей в страны Восточной Европы. Когда партизанское движение в Греции было разгромлено, прозападное правительство в Афинах стало настаивать на возвращении этих детей, используя все доступные средства: от дезинформации до распространения фальшивок о коммунистической обработке юных «узников», антигуманном обращении с ними и т. п.
По замыслу «кукловодов» из делегации США, одним из выступающих по этому вопросу должен был стать представитель Латинской Америки. В беседе с госсекретарем Дином Ачесоном Альфредо Волио рекомендовал в качестве подходящей кандидатуры Теодоро. «Для тебя это великолепный шанс зарекомендовать себя, — сказал Волио своему «советнику». — Хватит оставаться в тени. Если понравишься американцам, всегда сможешь рассчитывать на местечко в международных организациях».
Ачесон и его сотрудники во время VI сессии старались держать латиноамериканских делегатов на «коротком поводке». Для их обработки использовался обычный арсенал средств: призывы к поддержанию американской солидарности, откровенная лесть, традиционный подкуп «борзыми щенками», приглашения на междусобойчики «отдельных избранных», щедрая раздача обещаний различного рода и т. д. Дин Ачесон нашел время для беседы с Кастро, в ходе которой четко проинструктировал костариканского дипломата, как, сколько и о чем говорить во время выступления.
Кастро выступил с блеском, используя в своей речи многочисленные цитаты из древнегреческих классиков, Библии, папских энциклик и других авторитетных источников. Он уложился в регламент, произнеся много трогательных слов в защиту детей в послевоенном мире, стараясь избегать только одной конкретной темы — греческих детей. «Это называется плыть между Сциллой и Харибдой, — говорил много лет спустя Григулевич. — Я не мог отказать моему лучшему другу Дину Ачесону, но и забыть о том, что свою зарплату я получаю из кассы Сталина, я тоже не мог».
Красноречие и эрудиция костариканца были замечены, и в кулуарах Генассамблеи о нем заговорили как о «восходящей звезде латиноамериканской дипломатии». Представитель СССР А. Вышинский, выступая по греческому вопросу, тоже упомянул в своей речи костариканского «оппонента»:
«Не скрою, по части красноречия он достиг больших высот. Но как политик он — пустышка. Это просто болтун, и место ему не на этом форуме, а в цирке».
Григулевич встретил Ачесона в коридоре и посетовал на то, что последовал его наставлениям и «подставился» под критику Вышинского, что, мол, негативно скажется на его, Теодора Боннефила, дальнейшей карьере. Клеймо «болтуна и пустышки» не лучшая рекомендация.
Американец снисходительно похлопал костариканца по плечу:
«Дорогой коллега, когда Вышинский кого-то заметит и отругает, то пострадавшему это только придает авторитета. Знаю по себе…»
* * *
Генассамблея в Париже породила много анекдотических ситуаций, участниками которых нередко были американцы. Григулевич не раз вспоминал о «проколах», допущенных ими.
Сенатор О'Коннэли, член политической комиссии сената, особенно «блистал» ограниченностью своих знаний в международных делах. Однажды ему представили министра иностранных дел Чехословакии Масарика. О'Коннэли застыл на минуту, что-то напряженно вспоминая, потом воскликнул:
«Да, да! Именно Масарик! Я знал вашего отца. Боже, каким великим скрипачом он был! А потом, через много лет, он стал президентом вашей страны!»
Собеседник сенатора опешил:
«Извините. Но вы ошибаетесь. Он был не скрипачом, а великим пианистом. И не в Чехословакии, а в Польше. Его фамилия была не Масарик, а Падеревский. И смею категорически утверждать, что он не был моим отцом».
* * *
По свидетельству Ю. Папорова, в Париже с Григулевичем случился забавный казус, к которому имел отношение Юрий Дашкевич, впоследствии известный латиноамериканист. Формально Дашкевич входил в группу переводчиков советской делегации на Генассамблее, а фактически, будучи майором КГБ, занимался своими оперативными делами, изучая дипломатический персонал иностранных делегаций. В число потенциальных кандидатов на вербовку попал Теодоро Б. Кастро, и Дашкевич, как потом не без сарказма вспоминал Григулевич, «довольно неуклюже» пытался создать ситуацию, которая помогла бы превратить улыбчивого костариканца в агента советской разведки.
Читать дальше