Константин Симонов - Дни и ночи

- Ну, вы еще тут пока поговорите,- сказал, прерывая Конюкова, Сабуров,- я сейчас вернусь,- и, отдав обрадованному Конюкову бинокль, вылез из окопа и пошел в соседний взвод.

Минут через тридцать, когда он собирался обратно, он услышал там, где было отделение Конюкова, несколько длинных пулеметнкх очередей из "максима". Он не успел подумать, с чего бы это вдруг, как сейчас же одна за другой пять или шесть немецких мин просвистели над головой и разорвались примерно там, где был Конюков. Выждав с минуту, Сабуров пополз обратно. Он застал Конюкова и Лопатина сидящими друг против друга в окопе.

- Вот видишь, я же говорил,- неодобрительно произнес Конюков.- Как мы по ему стеганули, так и он по нас.

- Ну и правильно,- отвечал несколько взволнованный Лопатин.

- В чем тут дело? - спросил Сабуров.- Ни в кого не попало?

- Нет, вот только ихнюю фуражечку попортило,- сказал Конюков, приподнимаясь и насмешливо двумя пальцами беря с края окопа лежавшую там донышком вниз фуражку Лопатина.- Они ее, как целиться стали, сняли и вот положили. А немец, аккурат, как яиц в лукошко, туда осколков и насыпал.

Действительно, на дне фуражки лежало два мелких осколка, попавших туда уже на излете и не прорвавших фуражки насквозь, а только немножко поцарапавших ее.

Сабуров, вытряхнув осколки, посмотрел на фуражку.

- Все подумают - моль проела, никто не поверит, если расскажете, что осколки попали.

- А я не буду рассказывать,- усмехнулся Лопатин.

- Значит, это вы стреляли? - спросил Сабуров.

- Я... Вот по тем развалинам. Они мне сказали, там немцы сидят...

- Сидят, так точно,- подтвердил Конюков,- оттого и ответ дали, что сидят.

- А отчего сегодня так редко стреляете по ним? - спросил Лопатин.Патроны бережете?

- Зачем патроны,- ответил Конюков,- не патроны бережем, а чего же стрелять, пока его не видать. Как его видать будет, так и будем стрелять...

- Кончили разговор? - спросил Сабуров.- Кончили? Ну и хорошо, пойдемте.

Когда они добрались до блиндажа Потапова, Потапов, встретивший их на пороге, опять заговорил о пельменях.

- Очень прошу, хотя бы ради приезда гостя, а, товарищ капитан? - начал Потапов, и именно в этот момент сразу два тяжелых' снаряда разорвались позади блиндажа.

Сабуров толкнул Лопатина в блиндаж, а сам, прижавшись к стенке, стал ждать. Вслед за первыми спереди и сзади обрушилось еще десятка полтора снарядов, потом начали рваться мины, и снова снаряды, и снова мины, и так продолжалось минут пятнадцать.

Стараясь перекричать грохот, Потапов уже давал приказания связным, и те по ходам сообщения бежали во взводы.

Сабуров поглядел на небо. Построившись гусиным клином, шли немецкие бомбардировщики. Он прикинул на глаз: отсюда трудно было разобрать, но казалось - их не меньше шестидесяти...

После минутной паузы начала снова бить артиллерия. Сзади блиндажа вздымались черные фонтаны.

- Вот и кончилось затишье,- тихо сказал Сабуров скорее себе, чем Лопатину.- Потапов,- позвал он.

- Слушаю.

- Батальонный комиссар останется у вас, пока не кончится артподготовка. Выберете паузу и пошлете его с автоматчиком ко мне. Я пойду в батальон.

- Товарищ Сабуров, я с вами,- попросился Лопатин.

- Нет,- резко сказал Сабуров.- Сейчас мы с вами дискуссировать не будем. Потапов выберет минуту и пошлет вас с автоматчиком.

- А не лучше ли...

- Все. Здесь хозяин я. Петя, пошли...

И, выскочив из окопа, Сабуров и Петя быстрыми перебежками двинулись к дому, где помещался штаб батальона.

Затишье действительно кончилось, и Сабуров, переползая от воронки к воронке, подумал о том, что если самое большее через полчаса не начнется немецкая атака,- значит, он еще ничему не научился на этой войне.

XII

После затишья шли уже пятые сутки боев. Сабуров, пятую ночь спавший кое-как, проснулся от грохота канонады. Он пошарил рядом с собой свалившуюся с койки шинель, натянул ее и только тогда, сев на койку, открыл глаза. В первый раз за войну он почувствовал головокружение: в воздухе плясали огненные точки, потом они превращались в сплошные огненные круги и вертелись перед глазами. Сегодня это было особенно некстати: Предстояли и трудный день, и трудная ночь. Вчера вечером батальонный разведчик казанский татарин Юсупов, бывший борец, кроме "языка" принес еще интересные сведения. Судя по его рассказу, за южными развалинами (так теперь в батальоне называлось бывшее здание заводского клуба) оставался свободный проход, не охраняемый немцами. Юсупов беспрепятственно лазил по нему уже вторую ночь и уверял, что если обмотать чем-нибудь сапоги и не греметь автоматами, то можно через этот проход выбраться дворами в тыл к немцам и ночью перебить целую роту. Перебить целую немецкую роту было соблазнительным делом, но хотя Сабуров и доверял Юсупову, однако, прежде чем пойти на такое предприятие, хотел лично удостовериться в точности его донесения. Сегодня на одиннадцать часов вечера он назначил рекогносцировку. И вот опять не выспался, хотя, готовясь к рекогносцировке, специально хотел выспаться. И еще это чертово головокружение... Впрочем, впереди был еще целый день; всего тяжелее с утра, пока не расходишься.