Хьюго Виккерс: Грета Гарбо и ее возлюбленные

«Мерседес, в чем ваш секрет?»

На что она ответила:

«По-моему, у меня нет никаких секретов, потому что я сижу здесь в полном одиночестве».

В апреле 1966 года Сесиль, позвонив Мерседес, застал ее «медленно угасающей». Она пробормотала, что, по всей видимости, умирает, но исключительно из вредности «еще как-то пытается цепляться за жизнь». Прекрасно понимая, что конец не за горами, Сесиль умолял Гарбо послать Мерседес, по крайней мере, открытку и наткнулся на совершенно враждебную реакцию: «С какой стати ты поднимаешь эту тему? Мне и без того хватает забот. Я не могу сказать тебе, в чем дело. Но с меня достаточно. Я больше не хочу никакого беспокойства».

Мерседес протянула до 9 мая 1968 года и скончалась после длительной болезни у себя в постели в доме № 315 по Шестьдесят Восьмой Восточной улице. В некрологе о ней писали как о «поэте, драматурге и сценаристе», там говорилось также, что это была «царственного вида женщина испанского происхождения», «близкий друг Греты Гарбо и Марлен Дитрих», «феминистка». На похоронах присутствовали лишь самые близкие. Сесиль у себя в дневнике записал свой вариант эпитафии: «Итак, такая трагичная фигура как Мерседес наконец-то покинула этот мир. Около десяти лет она была прикована к постели болезнью, однако уже на пороге смерти поклялась, что не станет сдаваться. Ее врожденное упрямство помогло ей вынести долгие годы мучений, болезней и душевных страданий. Мне искренне жаль, что боль, и расходы, и мужество затянулись слишком надолго. Мне не жаль, что она умерла. Мне жаль, однако, что она так и не раскрылась до конца как личность. В юности она проявляла пыл и оригинальность. Мерседес принадлежала к самым оголтелым и бунтарски настроенным лесбиянкам. Ее мужем стал милый человек и плохой художник (Абрам Пуль), однако даже выйти замуж она не желала, чтобы ее не называли «миссис». Она всегда оставалась Мерседес де Акоста (и никогда не именовалась «Мисс»). Ей удавалось не только с ходу заводить знакомства со всеми интересующими ее женщинами, но и завязывать с ними интимную дружбу. Она — хотя я в этом не совсем уверен — сообщила Мод Адамс, что ее дом объят пламенем, и впоследствии неотъемлемой частью вошла в ее жизнь — так же, как и в жизнь Айседоры Дункан, Мари Доро, Аллы Назимовой и многих других. Она обладала безупречным испанским вкусом во всем, что касалось внутреннего убранства ее дома и одежды, — пользовалась только черным и белым. И за всю свою жизнь ни разу не уступила вульгарности многих американских привычек. «Неамериканский» ее характер моментально бросался в глаза — черная треуголка, башмаки с пряжками, плащ-накидка и крашеные волосы цвета воронова крыла. Она постоянно вынашивала какие-то планы — то написать пьесу для Эвы Ле Галльен, то разродиться романом или же диссертацией на тему индийской философии, но ее единственная публикация — а именно, автобиография — явилась для многих огромным разочарованием. Она (Мерседес) превратилась в довольно идиотичную, мелочную и капризную особу. Она искала поводы для жалоб и находила их. Жизнь своих друзей и возлюбленных она умудрилась превратить в сплошные мучения. Она закончила жизнь бедной и больной, но только не старухой. Она была наделена галантностью, которая тотчас бросалась в глаза даже в ее пружинящей походке. Когда я звонил, чтобы поинтересоваться, можно ли мне проведать ее, пока она прикована к постели, она ответила: «Ты не выдержишь этого зрелища. Понимаешь, боль в глазу была столь невыносима, что я совсем поседела». Однако раз я пытался растопить лед в душе Г., умолял ее послать хоть пару строчек все еще любящей ее Мерседес.

— С меня и без этого хватит забот!

Я даже подумывал о том, не послать ли мне Мерседес цветы, притворившись, что они от Г. До сих пор корю себя, что я этого не сделал. Мой обман никогда бы не обнаружился. Но так уж случилось, что, пережив в полной мере кошмар пребывания в нью-йоркской больнице, испытав на себе грубое обращение сестер и врачей, Мерседес осталась без гроша в кармане. Она, можно сказать, превратилась в нищенку. Ей хотелось оставить вульгарность Голливуда и Нью-Йорка и снова посетить Европу. Но у нее не осталось ни друзей, ни денег. А теперь, без единого доброго слова от той, которую она любила больше, чем кого-либо в своей жизни. Мерседес ушла от нас в могилу. И у меня отлегло от души, что ее затянувшимся страданиям наконец-то пришел конец».

Сесиль публиковал тома своих дневников начиная с 1961 года. «Годы странствий», их первый том, повествовал о раннем периоде его жизни до 1939 года, «Меж времен» были посвящены военному времени. Что касалось следующего тома, то проблема для Сесиля заключалась в том, публиковать ли ему подробности его отношений с Гарбо или же целиком их опустить. Природный инстинкт подсказывал ему, что надо публиковать все, а в данном конкретном случае он считал, что это — неотъемлемая часть его жизни и любое умолчание исказит смысл публикации. С другой стороны, изучив Гарбо как свои пять пальцев, он прекрасно отдавал себе отчет, каковы могут оказаться последствия. Перед ним маячил печальный образ Мерседес. Именно то, как жестоко обошлась Гарбо с Мерседес, и заставило Сесиля принять окончательное решение — публиковать.