Сергей Скрипаль: Контингент (Книга 2, Шурави)

Звуки - вступление к одной из песен разнеслись по гарнизону, многократно усиленные мощными динамиками. Музыка хорошо была слышна и в кишлаке, рядом с которым находилась часть, что, не только не беспокоило, но даже нравилось местным жителям - узбекам, выжатым каторжным трудом на хлопчатниках. На радиоузле хранились пластинки с записями песен, популярных в пятидесятые семидесятые годы, их "крутили" по вечерам и целыми днями в праздники и воскресные дни, чтобы хоть как-то отделить их от серых армейских будней.

Дубов проводил взглядом роту солдат, строем прошагавших в столовую на ужин. Воскресенье. У офицеров - вечеринка с танцами, у солдат киношка в клубе, а потом отбой, с короткими посиделками в курилке.

Ах, Нина, Нина...

Когда она уехала, два года назад, Дубов от тоски и отчаяния подал рапорт об отправке в Афган. Смерти искал. Или награды. Или повышения. Может вернулась бы?!

Просьбу удовлетворили почти мгновенно. Повышение получил, награду тоже, но вот Нина не вернулась. Да и не вернется теперь уже никогда.

Дубов поправил пустой левый рукав гимнастерки и отправился в солдатскую курилку. Любил по вечерам перед отбоем поговорить с мальчишками. По-своему подготавливая их к тому, с чем придется скоро столкнуться каждому из них. Да и... какие ему теперь танцы!?

Завтра мальчишки, начав новый день службы, под руководством инструкторов, жестоких и беспощадных, неоднократно побывавших в Афганистане, будут отрабатывать приемы рукопашного боя, смешно - визгливо выкрикивая на выдохе: "Кий-я-а-а...", нелепо суя руками и ногами Бог весть куда.

А сегодня вечером можно посидеть и тихонько, по-семейному поговорить.

Дубов рассказывал о том, что пережил сам, что видел, чему научился. Пацаны замолкали, слушали с широко открытыми глазами, полными тревоги о будущем.

Говорил майор ровным голосом, негромко, так, как привык говорить в высокогорных засадах, где звук разносится очень далеко, где ложкой орудуешь осторожно, стараясь, не дай Господь, не скребануть о дно котелка или стенку консервной жестянки. Шумнешь - и сам погибнешь и товарищей погубишь. Или спугнешь главную цель засады - караван.

Пустую банку из-под тушенки не отшвыриваешь, а ставишь подальше от себя, аккуратненько, стараясь в расщелинке зажать, чтобы не зацепить случайно.

А для того, чтобы не заморозиться, ворочаешься в снегу, при этом абсолютно бесшумно, нежно, как любимую женщину перекладываешь с руки на руку автомат, норовящий лязгнуть стылым металлом. И мерзнешь..., колеешь от холода..., задыхаешься от мороза.

Дубов внимательно оглядывает солдат. Слушают, боятся слово пропустить. В глазах некоторых недоверие. Как это, мол? В Афгане пустыня, вон, как за воротами части, замерзнешь там, как же! Жара. Пекло. И вдруг - холод, снег. Это те, кто в горах ни разу не были. Другие понимают. Внизу плюс тридцать, вверху - минус десять.

Дубов закуривает новую сигарету, ловко орудуя одной рукой, отказываясь взмахом головы от предлагаемой помощи. Оглядывает поверх голов солдат вчера только изготовленные планшеты, прислоненные к стене казармы, с надписями "Дал присягу - назад ни шагу!" и еще "Помни присягу свою - будь стойким в бою!".

Про себя думает, что прямо с утра надо из хозвзвода плотника прислать, чтобы приладил у входа в здание перлы солдатской мудрости и продолжает разговор.

Кроме того есть приказ - пропустить караван ни в коем случае нельзя. Он несет груз, который грозит новым горем, смертями, потерями для шурави и мирного афганского народа.

Разведка докладывает - армия выходит на реализацию разведданных, то есть устраивает засаду. И в прежние времена караван - богатая добыча, желанный приз для разбойников. А теперь - цель нападения и уничтожения любой ценой и людей и грузов.

Издревле тянутся караваны по тайным горным тропам ночью, скрываясь днем в тени туберкулезной зелени, в пещерках, ложбинах между сопками. Караван хорошо вооружен - имеет свои зубы и достаточно больно кусается. Ведет караван старый афганец - караван-баши. Не идет, шествует той удивительно легкой походкой, которой, кажется, совсем не свойственно утомление. Сам караван-баши с высоким крючкообразным посохом и цепь ишаков, или верблюдов, или лошадей, навьюченных тяжелой кладью, внешне выглядят также, как выглядели подобные караваны много веков назад. Караванщики одеты в просторные, длинные и очень теплые дубленые шубы. В условиях высокогорья особенно хороши рукава этих шуб. Они спускаются до колен и состоят из сложенных мехом внутрь ромбовидных несшитых между собой полос овчины, похожих на ласты. Такие рукава чудесно защищают от стужи и своим устройством не мешают мгновенно выхватить оружие.